Рассказ полицейского

Я-то тогда думал, что просто сумасшедшая попалась. Но в одной квартире мне повезло, там женщина другая была, она, как узнала, зачем я, попросила войти, чаю налила, говорит: «Я вам о ней сейчас расскажу. Мне соседка когда-то лет пять назад рассказала, я всё боялась кому-то ещё сказать. Но теперь, раз этой… — тут она как-то странно замолчала и перекрестилась, — больше нет, то и сказать можно. Мне баба Тома рассказывала. Эта женщина тут очень давно жила и всех знала. Я у неё как раз про ту самую старуху спрашивала, сама всегда её боялась. Баба Тома мне сначала говорить не хотела. Но как-то я её уговорила, уж и не помню, чем её так умастила, но она рассказала. В нашем доме давали квартиры колхозникам, уж и не помню, за что. Но все были из одного села. И баба Тома была. Говорила, что в том селе жила вместе с бабкой этой ещё до войны. В войну в селе стояли немцы, и жили они по домам у всех в деревне. А та бабка была девочкой подростком, миленькой, фигуристой. И к ней всё немцы приставали. И вот однажды баба Тома, а она тогда совсем малая была, видела, как эта девчушка идёт по дороге через село простоволосая, в одной сорочке, вся в крови. Подходит к двери дома, стучится, её прогоняют. Она к другому бредёт, а её и там прогоняют. И так она полсела прошла, и баба Тома на это всё смотрела, пока её мать не схватила за руку и не заперла в доме. Потом люди говорили, что её немец изнасиловал. У неё родители строгие были, в тайне очень в Бога верили, и дочку, покрытую позором, выгнали из дома. И никто её не принял в селе, все боялись. А чего боялись, и сами не знали. Ушла та девочка куда-то, думали сначала, что сгинула. Потом и немцы из села ушли. А через два дня сказали, что вся та немецкая группа была уничтожена, никто не выжил. Все радовались, а потом красная армия шла, и все опять радовались. А потом баба Тома видела, как та девочка в деревню вернулась, да не одна, а с какой-то женщиной. Она помнит, видела, как девочка ту тётку по селу водила и пальцем на дома показывала. Той тётки почему-то все испугались. Все кричали очень. Одна баба даже с коромыслом на них бросилась, но посреди дороги почему-то застыла, ноги у неё отнялись, не вставала потом. А ещё через неделю приехали из НКВД и пол деревни увезли. Старухи плакали, что всех расстреляли. А скоро и дома начали гореть, сами собой. Половина пустые стояли, и сами вспыхивали. Поджигателей хотели поймать, да никого не поймали. Ещё баба Тома вспоминала, что её тогда мать после прихода страшной тётки неделю водой из церкви умывала, и все боялись очень.

После войны, говорила она, всё забылось, все в колхозе работали. Из села мало старожилов осталось, куда-то все пропали. Случайно она ту девочку встретила через много лет, она в тот же колхоз зверотехником пошла. Неказистая, вроде, с годами стала, а все мужики в неё влюблены были. Она ими как куклами вертела. Долго ни один не задерживался, как-то быстро они начинали пить, стареть, высыхать.

А потом им и по квартире дали. И как въехали в доме сразу странное началось, — тут женщина прервала свой рассказ, и тяжело вздохнула. — Я и сама мужа схоронила. А баба Тома рассказывала про ту старуху, что она, дескать, от той тётки в войну научилась чёрной магии, и теперь всех изводит. Я у неё ещё спросить хотела, только тут баба Тома кашлять начала и задыхаться. Так кашляла, что скорая приехала. Её потом дети увезли в другой дом, а баба Тома совсем почти не говорила после».

— Вы знаете, это больше на пионерскую страшилку похоже, — не верил я ей. — У гражданки Величкиной были недоброжелатели? С родными были драки?

— Да вы что! Её все ненавидели, все боялись, но никто и близко подойти не смел. У неё один племянник был. И то, скорее родня мужа, он редко приезжал, а после неё выходил сам не свой.

— А другие родственники? — говорю.

— Никого не было. Все, кто был — все померли.

Странное дело получалось. В рассказ про чёрную магию я тогда не верил. Да и мало ли сумасшедших старух жило на свете. А совпадения — всего лишь совпадения, к делу не пришьёшь, требуются факты.

Узнал я адрес её племянника. Поехал к нему. Приезжаю на место, представляюсь. Говорю, зачем приехал. Так этот тип сначала наотрез отказался говорить, а как я припугнул его статьёй за убийство, он заговорил. Хотел, наверное, чтобы я его за сумасшедшего принял если что.

— Рассказывай, Вася, — говорю, — как было дело? Дрался с тёткой?

Тот затрясся странно, руками сучит, но потом собрался и говорит: