Расскажи, как надо жить

– Сейчас он снимает мне комнату, но я взял у него деньги в последний раз, больше не буду. Совесть душит. Я здоровый молодой мужик, должен сам зарабатывать.

– А в чем проблема? – спросил я.

Может быть мой вопрос и не тактичный, но меня в самом деле удивляет это обстоятельство: Дима действительно молодой, здоровый парень, к тому же красив, так почему он сидит на шее у Павла Витальевича? И как так получилось, что Павел Витальевич дает ему деньги? Они родственники? Надо будет как-нибудь спросить об этом, но явно не сейчас. Дима легко может устроиться, например, официантом в дорогой ресторан и зарабатывать на чаевых приличные деньги. Это, конечно, если у него нет образования, чтобы осесть в офисе и зарабатывать как любой другой клерк.

Молчание длилось долго. Еще чуть-чуть и это перешло бы границы приличия. И дальше два пути развития: либо я еще раз задам свой вопрос, и Дима на него все-таки ответит, либо мы распрощаемся.

– Я не стабилен, – ответил он.

Ответ влетел мне в рот, который я открыл, чтобы распрощаться с ним. Я ту же закрыл обратно рот и попробовал пережевать сказанное, но не получилось. «Я не стабилен», что, черт возьми, это значит? Даже мастерица переводов Наташа Беспальцева выражается яснее.

– Что ты имеешь в виду? – уточнил я.

– Мое эмоциональное состояние, – ответил Дима. – Оно не стабильно. Я не могу контролировать свое настроение. Это серьезная преграда для нормального трудоустройства.

Буйный, значит. Ну вот, в тихом омуте Бейонсе зажигает! Павел Витальевич подсунул мне психа. Идеальный вариант в качестве сиделки для инвалида. Конечно, почему нет? Перевернет мое кресло вместе со мной… на балконе, и спишет все на психсостояние. Или прирежет в пылу очередного заскока. Не-е.

Тут до меня дошло, что перспектива быть сброшенным с балкона не так далека, как кажется. Ведь Дима может разозлиться, что у него ничего не получилось, и я пропал. Я решил ему тактично намекнуть, что ничего не выйдет и сказал:

– Ну да, ты прав. – При этом я сочувственно вздонул.

И тут я увидел всю нестабильность Димы Грановского. Нет, он не разозлился, не стал швырять все подряд, не поднял даже руку на меня…Он зарыдал!

Нет, заревел белугой! Спрятав лицо в ладони, он громко плакал, сотрясая плечами. Ей-богу, если бы он стоял, то обязательно бы сполз по стене для полноты образа.

Вытаращив глаза, я смотрел, как Дима рыдает, не в состоянии совладать со своими слезами. Сквозь всхлипы и шмыгание носом я услышал: «Ну воооот видииишь этоооо».

– Ну-ка успокойся! – грозно сказал я.

Зря я это сделал. Слезы потекли еще пуще, Дима упал грудью на стол и завыл практически без остановки. Я откатился к раковине, налил стакан воды и поставил перед ним. Не переставая своего дела, Дима встал, заикаясь спросил, где ванная и вышел.

А вы говорите женские слезы нельзя остановить. Тут мужские-то в шок ввергают! За свою жизнь я немало проревел, но такого потока жидкости из организма не видел никогда. Это же до обезвоживания дойти можно.

Минуты через три он появился. Зареванный, с красными, опухшими глазами, прерывисто дыша, всхлипывая, но, к счастью, уже не рыдая. Он сел обратно, отпил чаю. По фарфору брякнули зубы. Губа с каждым всхлипом закидывалась в рот. Он старательно отводил глаза, уставившись в блокнот.

– Что-о-о та-ам? – спросил он, кивком указывая на блокнот.

Я посмотрел на блокнот. Ну конечно, старательно записывая все, что приходило в голову, я не закрыл его, а оставил открытым, и теперь все мои бредни про дружбу и безответную любовь сотворят второй акт рыданий.

– Это так, – ответил я неопределенно, схватил блокнот, отыскал обложку и захлопнул его.

– «Сильнее, чем любовь», – сказал Дима. – Что может быть сильнее любви? Дружба?

Вот это поворот. Во-первых, парень знает английский, что уже неплохо!. Да, мне почему-то оказалось удобнее и проще писать на английском. А во-вторых, он точно угадал мою мысль. Хотя, это, может быть, и не тайна ни для кого, а только для меня было открытием.

– Ну да, я так отчего-то думаю.

– Правильно думаешь, – сказал он и наконец посмотрел мне в глаза.

Этот взгляд меня пригвоздил к креслу еще сильнее, чем инвалидность. Такой силы я никак не ожидал. Длилось это недолго, Дима опустил глаза в свой чай, допил его одним глотком, поставил кружку на стол и сказал:

– Я извиняюсь за это представление, я не собирался его устраивать. И прости за отнятое время.

– Ты уже уходишь? Но я ведь еще не назвал своих условий, а вдруг они тебя заинтересуют?

Да, я собирался взять этого парня к себе на работу. По нескольким причинам. Мне стало его очень жалко. Я не дам ему столько денег, чтобы он смог жить как на пособие от Павла Витальевича, но концы с концами сводить сможет. Его нетипичность, которая выражалась во всем: и во внешности, и в поведении, и в этом его «я не стабилен», и в умении принять решение, меня покорила. Я думаю, этот парень чем-то сломлен, он нуждается в помощи… точно так же, как и я.

– Ты серьезно? – Глаза Димы от удивления округлились.

– Да, почему нет? Эта твоя нестабильность выражается только в том, что я видел? – на всякий случай решил я уточнить.