…Мы так сумбурно и спешно обсуждаем очень важные вопросы, что даже не смешно. Грант, игра, учеба – эти темы были для меня главными еще пару месяцев назад. А сейчас мы уделили проекту моей жизни всего две минуты. Но я не против. Прямо сейчас для меня нет ничего важнее Чарли. Увы, и на него нет времени. Он торопится. Мы будто опаздываем стать несчастными и нужно срочно бежать за порцией тлена, пока всё не разобрали до нас. Поэтому я притормаживаю и складываю руки на груди.
– Хочешь чая?
– Нет. Мне некогда.
– Да, я поняла... Откуда у тебя столько денег? Извини за нескромный вопрос.
– Наследство от бабушки Оливии. Она, может, и была стервой, но стервой богатой. Джейсону она ничего не оставила, только мне и Алистеру.
– Какой ты везунчик.
– Как оказалось, не во всем, – вздыхает он и забирает коробку со стола, собираясь уйти. Заглядывает внутрь и усмехается: – Ри, верни паспорт.
– Не знаю, о чем ты, – удивленно отвечаю и деловито иду к духовке, потому что в воздух просачивается гарелый запах. Вот же паскудство! Я не тот режим выбрала.
Чертовы коржи сгорели!!!
И это как последняя капля яда в море моего отчаяния. Кажется, в тлен обратилась не выпечка, а моя мечта. Я не хочу истерить и честно держусь секунды три, кусая костяшку указательного пальца, но уже через пять секунд издаю возмущенный вопль и начинаю швыряться вещами. Сметаю со шкафа-стола банки, которые даже не бьются мне на зло; срываю с холодильника магнитики, а потом рассыпаю остатки муки, которые еще можно было спасти.
Я никогда не испеку этот проклятый торт!!!
Запыхавшись, останавливаюсь, чтобы отдышаться, и убираю пряди волос со щек. Чарли смотрит на меня, как на обезьянку, со снисхождением и сожалением во взгляде, и во мне снова закипает боль, выжигая слово «Пустота» в сердце.
– Ри, я спешу, – цедит он, аккуратно складывая руки на груди, и я застываю посреди комнаты, как обесточенная станция.
– Ты хоть любишь меня? – тихо спрашиваю.
– Дома Джейсон ждет, он…
– А с ним ты что решил? Убьешь или передумал?
– Верни мне гребанный паспорт, чтобы я мог уйти, – чеканит он каждое слово, тяжело сглатывает и смотрит на меня таким опасным взглядом, что даже мурашки не бегут по коже, потому что сгорают. Чарли на грани. Я понимаю это, когда он сначала зло усмехается, а потом давит трясущимися пальцами на свои глаза. Он как вулкан, а я дура, не заметила, что топталась по нему с шаманским бубном.
Но мне плевать на предупреждающий сигнал.
– Иначе что? – спрашиваю с издевкой, надеясь, что Чарли задержится у меня хотя бы еще на час. На полчаса. Хоть пять минут…
Он смотрит растерянно, а потом вдруг смеется, дрожащими руками зачесывает волосы наверх.
– Что? Да ничего. Ничего я тебе не сделаю… Господи, Ри, как меня достало то, что происходит. Я ради тебя готов убивать, умирать и даже играть в Ромео, хотя мне давно не тринадцать. Но вот жить ради тебя я не могу, – в его голосе проскальзывает отчаянье, и он вдруг кричит: – Не умею, понимаешь?! Я не умею жить!!!
Я подхожу к нему, но он меня отталкивает. Тогда я обнимаю его снова и спрашиваю… мне правда надо знать, просто жизненно необходимо:
– Откуда у тебя шрам на ключице?
Чарли не отвечает и грубо снимает мои руки с себя, но во мне ни капли гордости, и я не даю ему уйти.
– Скажи мне… Это правда, что ты убил человека когда-то?
Глава 22
POV Чарли
Неожиданным вопросом Рианна застает меня врасплох, и я даже не отстраняюсь, когда она снова обнимает меня за талию и пытливо заглядывает в глаза.
– Откуда ты это взяла? Ты ходила к Джейсону? Я же просил, не разговаривай с ним.
Ри мотает головой, и у меня в горле пересыхает.
– Кто тебе рассказал?
Она льнет ко мне, а мне тошно от себя, будто я могу ее испачкать.
– Дэнни.
– …? Веймар? – ошалело переспрашиваю, а в мыслях мелькают имена всех, кто знал. – Когда ты с ним встречалась?
– Вчера. Он Кэтти попросил, чтобы свела нас, и наговорил много ужасных вещей о тебе.
Мои демоны высокомерно ухмыляются.
– А ты, конечно же, оскорбилась и не поверила?
Она неуверенно кивает, то ли соглашаясь, то ли отрицая, и сильнее сжимает мою футболку на спине, будто хочет впаяться в меня. Такое чувство, что я пугаю ее и одновременно успокаиваю.
Это какой-то тотальный тупик.
«Детка, нам просто не суждено удержаться вместе».
Может, когда-нибудь потом, но точно не сейчас.
Беру руку Рианны в свою, трусь губами о теплую ладонь и кладу ее себе поверх раны, спрятанной под хлопком футболки и эластичной повязкой. Каждое прикосновение Ри – как инъекция обезболивающего. Она пахнет моим мандариновым шампунем. Я ощущаю аромат несмотря на горький смог, который вырвался из духовки.
Мне всегда было все равно, как именно я умру. А сейчас не все равно. Я даже улыбаюсь этой мимолетной мысли: хочу умереть рядом с Рианной Ламлашской, когда нам будет лет по девяносто.