Вопросы сыплются, как из рога изобилия дебилизма, и Чарли пониже натягивает капюшон толстовки, которую мы с папой передали два дня назад. Осборн быстро садится в машину на заднее сиденье, и мы отправляемся домой к бывшему сержанту, Салливану. Тот на стороне Осборна, нам не помешает его участие. К себе Чарли не может вернуться, потому что особняк оцеплен полицией до суда.
– Что происходит сейчас? – спрашиваю у инспектора и тянусь рукой назад, чтобы сжать пальцы Чарли. От его прикосновения краски возвращаются в мир, и я на мгновение прикрываю глаза, с облегчением вздыхая.
Если честно, не ожидала от себя такого хладнокровия и собранности. Я не паниковала и не рыдала, когда в четверг утром не дозвонилась до Чарли и, выйдя на шпионскую пробежку, увидела полицеские мигалки. Необходимость действовать подавила во мне слабости, и три дня я вела себя, как злобная, агрессивная тварь.
Кажется, инспектор Доннаван зауважал меня.
У инспектора мощная энергетика, он вселяет чувство безопасности. Он всегда в выглаженной черной офицерской форме. Глаза тоже черные, проницательные, с глубокими морщинами в уголках. Острый подбородок, как у мультяшного Дракулы из «Отеля Трансильвания». Три дырки в ухе, но сережек нет.
Наш человек.
– Слишком большое внимание к делу, – говорит он. – Боятся международного скандала, поэтому начальство требует немедленно наказать виновного. На расследование дали всего три дня, и они истекают. Завтра суд.
От возмущения я даже слова подобрать не могу, поэтому слушаю, как барабанит дождь по стеклу, и ищу в закромах сознания новую порцию силы воли.
Мы плутаем по улицам, уходя от преследования: за нами едет белая машина очень навязчивого журналиста из Глазго, и в итоге прибываем к дому Салливана лишь минут через двадцать.
Едва выбравшись из машины, я бросаюсь к Чарли, обнимаю, целую его, будто вечность не видела. На его запястье – браслет с отслеживающим датчиком, как у преступника, и от этого сердце сжимается.
– Я так и не уехал, – улыбается Чарли. Его светлые волосы взъерошены, синяя толстовка излучает тепло, а в усталых глазах – неотвеченный вопрос: «Я убийца?»
Нет, Чарли, не думай так…
Мне хочется приободрить его, поэтому я достаю из кармана дождевика шоколадную конфету и протягиваю ему. У меня точно мультяшное настроение сегодня, потому что я вдруг отстраняюсь, вглядываясь в лицо Осборна, и восклицаю:
– Ты выглядишь, как Джек Фрост!
– Как
– Джек Фрост из «Хранителей снов». У Итона это любимый персонаж.
Инспектор Доннаван громко прочищает горло, подгоняя нас, и мы бредем к воротам, держась за руки. Я очень боялась, что Чарли оттолкнет меня, как раньше, но он лишь крепче сжимает мою руку, и я безмерно благодарна ему за это.
В каменном особняке на меня обрушиваются тяжелые воспоминания, и когда сержант Салливан провожает нас в гостиную, где я порезала руку, то первым делом спрашиваю:
– Как Майкл?
– Послезавтра перевезут в наш госпиталь, временно. Как только врач подпишет распоряжение, то, согласно постановлению суда, сына отправят в закрытую лечебницу на два года.
Салливан удобно устраивается в кресле, быстро докуривая сигарету. На подоконнике – новая пепельница, тоже стеклянная, и я машинально сжимаю кулаки, ощущая едким эхом из прошлого боль саднящего пореза.
Сержант сегодня на удивление болтливый, как и я. Кажется, эктремальные ситуации бодрят нас, островитян.
– Ри, без тебя и Аманды, без вашей поддержки, Майкла посадили бы, надолго.
– Вы в долгу не остались, – напоминаю ему о «Глоке», но сержант отмахивается, мол, мелочь. Хотя для нас то была цена свободы.
– Так что у тебя там, Чарли? Неудачная ссора с отцом? – с юмором спрашивает Салливан, но смотрит при этом с тревогой. Определенно, Чарли, пытавшийся спасти Майкла, как по волшебству стал для сержанта «хорошим парнем», независимо от фактов.
Инспектор Доннаван расстегивает черный мундир и вручает сержанту папку. Между офицерами происходит молчаливый обмен взглядами. Если бы эти двое были напарниками, их прозвали бы Донни и Салли.
– Чарли, это ты расправился с отцом? Скажи, как есть, пока адвокат не приехал, – на этот раз без шутливой интонации спрашивает Салливан, бегло просматривая досье.
Чарли, сощуривщись, смотрит на меня, словно я помогаю ему привести мысли в порядок, и шумно вздыхает, присаживаясь на широкий подлокотник кожаного дивана. Шоколадная конфета до сих пор в его руке, уже таять начала. Может, лучше было жвачку дать?
– Не помню, – устало говорит он.
– В таком случае тебя признают виновным, – категорично заявляет сержант. – Разница лишь в сроке, это будет зависеть от судьи. От того, что именно они решат на тебя повесить. Постарайся все-таки вспомнить до суда.
– Бесполезно. Я три дня воспроизводил образы, сон и явь. Все сливается. У меня, по-моему, даже глюки были. Помню только, что не спал, но почему-то отключился. Проснулся, пошел вниз, а там Джейсон в воздухе зависает. Потом туман… Второй раз я проснулся в гостиной, когда приехал инспектор. А Джейсон в луже крови на кухне.