«Расскажите мне о своей жизни»

Процедуре анализа по методике, предложенной Г. Розенталь и Ф. Шютце, обычно могут быть подвергнуты лишь те воспоминания, которые были строго выдержаны в нарративном ключе. То есть чаще всего отступления от методики, подобные допущенным в описываемом случае, не дают возможности впоследствии проанализировать общую смысловую структуру автобиографии (тематическое поле «авторского» рассказа). Однако в случае интервью с верующими эта ошибка часто не является фатальной. Даже корректировка интервьюером сюжетных линий рассказа не меняет того «тематического поля», в которое информант помещает отдельные события своей жизни. Обычно это связано с наличием четко выраженного «тематического поля» — в случае верующих информантов это, как уже отмечалось выше, история жизненного пути как череды даваемых Богом испытаний, за которыми следует вознаграждение.

Выделяя в тексте интервью отдельные секвенции, или фрагменты, (повествование, описание, рассуждение и общая оценка[24]), мы можем, согласно методике Г. Розенталь и Ф. Шютце, «хронометрировать» полученный текст. Повествовательные и описательные секвенции будут говорить нам скорее о том, что рассказываемое отсылает нас к личному опыту информанта, связанному непосредственно с тем временем, о котором ведется рассказ. Появление в тексте теоретизирования или общих оценок свидетельствует о значимости данных моментов для информанта сегодня, то есть говорит нам о их важной роли в общей смысловой структуре биографии. Соответственно именно эти элементы текста позволяют нам выявить избранное автобиографом «тематическое поле».

Испытания блокадной поры, о которых говорит в своем рассказе Анна Никитична в повествовательных и описательных фрагментах ее воспоминаний, отсылают исключительно к личному опыту, непосредственно связанному с нарушением этических норм, в соответствии с жанром исповедального рассказа. В данном случае эти этические нормы основаны не только на общегуманистической этике, но и на тех правилах, которых должен придерживаться верующий человек в силу своего воспитания.

В ходе интервью Анна Никитична рассказывает о событиях, связанных с исчезновением в блокаду ее младшей сестры:

Информант: Паек все лежит и лежит, ее все нет и нет. А я грешным делом сижу, и Верочка тут. Верочка мне шепчет: «А хоть бы Любка не пришла, мы бы съели бы этот хлеб». Я говорю: «И правда, пусть бы не пришла. Мы бы этот хлеб…».

Анна Никитична не только рассказывает об этом событии и переживаниях, с ним связанных, но и продолжает рассказ рассуждением о том, что происходило с ней, осуждая свое поведение с позиций «нормальной» для нее этики:

Информант: И вот я часто думаю над этими словами. Ведь посмотрите, что делает голод. Вот мы все родные, мы все очень любим друг друга и воспитаны были в Господе, а вот видя этот хлеб, у нас уже силы не хватало с кем-то делиться или…

Анна Никитична, вероятно, имеет в виду «желать смерти сестры», но сказать эти слова напрямую все-таки не решается. И все-таки сразу же приводит еще один рассказ, также напрямую связанный с нарушением этических норм:

Информант: Был такой случай, что на мою карточку не получили хлеба. Как-то она вот, чего-то такое случилось. И Сережа, уже лежа, умирая, отрезал мне кусочек, чтобы я проглотила со всеми вместе, чтоб все… а на второй день я должна была ему отдать. (Плачет.) Я взмолилась, я говорю: «Мама, отрежь ты, я не могу ему отдать хлеб, на вон мой паек отрежь, мамочка, ты сколько…» Я сначала отрезала, но так мало. Вся семья возмутилась: «Почему ты мало отрезала». Я тогда отдала, я говорю, я не могу больше дать. У меня нет, мама отрежь сама. «Нет, доченька, ты сама отрежь. Ты сама отрежь». — «Я не могу отрезать больше». Вот это я помню, какое было это испытание. Мне было девять лет, мне так было трудно отрезать хлеба, никто не может этого понять. А потом я еще отрезала Сереже, почему-то сказал: «Ну ладно, хватит». Потому что он уже все равно умирал. Может быть, он это и почувствовал, может быть, Господь ему сказал, а может быть, не знаю, что. Я отрезала еще столько же, но этого было очень мало, он мне гораздо больше дал вчера. А я сегодня его обделила. (Плачет.) А теперь мы уже как бы отупели, сидим с сестрой. Верочка трехлетняя мне шепчет: «Лучше бы Любка не пришла, мы бы съели ее паек».

После этого Анна Никитична еще раз возвращается к попытке дать общую оценку тому, что происходило в такой момент с ней и второй сестрой Верой:

Информант: И я сейчас думаю, что отрезать я не могла, рада была чей-то паек съесть. Господи, да кто же мы были? Мы же были доведенные уже до сумасшествия. Это же ненормально все. И как это было тяжело, я помню это. Потому и сейчас, когда я наливаю себе супу, я сначала поплачу. Я наливаю себе молока или что-то обедать. Я сначала горькими слезами наплачусь. Ведь это еда.