— Ах, уважаемый сеньор, — с поклоном ответил мальчишка, — давайте уговоримся: если я спою песню и она вам понравится, вы отвезете меня в Кадис на вашем великолепном фрегате и не спросите с меня ни сентаво!
— Ладно, — ответил капитан, оскалив зубы, — но помни, что я терпеть не могу песен, и если ты не угодишь мне, я выброшу тебя за борт, как собаку.
Мальчик проворно взбежал на борт судна, и вскоре же корабль вышел в открытое море. Он стал прыгать с волны на волну и раскачиваться с боку на бок, а капитан стал собирать плату со всех, кто плыл на его жалкой посудине. Наконец он подошел к галисийцу.
— Плати! — мрачно сказал моряк, но мальчик не протянул ему монеты, а вместо этого звонко запел, в то время как соленые брызги волн с головы до ног обдавали его и всех, находившихся на борту:
Услышав такую песню, матросы громко расхохотались, но суровый капитан даже не улыбнулся.
— Плати, оборванец! — закричал он. — Мне не нравится эта песня!
Мальчишка запел еще веселее, не обращая внимания на волны, которые уже прыгали через борт и заливали ноги и матросам, и путешественникам:
Но капитан даже не дослушал песни.
— Дерзкий мальчишка! — заревел он. — Плати деньги, или я сдержу свое слово и утоплю тебя в море, как собаку!
Тогда мальчик запел третью песню:
— Вот эта песня мне нравится! — воскликнул капитан и протянул руку за деньгами. Но мальчик отвел его руку и рассмеялся.
— Ловлю на слове, сеньор капитан! Уговор — это уговор. Вам понравилась моя песня, значит, — мы в расчете!
Капитан отвернулся и приказал матросам откачивать воду из своего славного фрегата, а через три дня маленький галисиец прибыл в Кадис, на берег лазурного моря, и встретился со своим любимым братом.
Кто стучит?
Было так: на краю леса, у самой дороги, стояла убогая хижина, сложенная из дикого камня. В этой маленькой хижине жила одинокая женщина. Она была очень стара и очень бедна. И для того, чтобы прокормиться, собирала хворост, вязала его в вязанки и продавала людям, которые жили далеко от леса.
Не было у нее ни детей, ни внуков — не было никого, кто мог бы защитить старушку. А лес-то велик — мало ли что может случиться, мало ли кто придет среди темной ночи! Поэтому уже с вечера, пораньше, запирала она крепко-накрепко и дверь, и окошки.
Однажды ночью разразилась гроза. Старый домишко дрожал от раскатов грома. Проливной дождь барабанил по ветхой кровле. А старушка грелась у очага, прислушиваясь к шуму непогоды.
Вдруг слышит: кто-то стучится в дверь! Женщина вздрогнула: «Кому быть в такую пору?» Тем временем опять постучали, да так сильно, что у старушки затряслись от страха колени. Она подбежала к двери и спросила:
— Кто стучит?
Из-за двери раздался громкий мужской голос:
— Отоприте! Я устал, продрог и промок до рубашки!
— Но кто вы такой?
— Хосе! — назвал свое имя путник.
Но старушка была глуховата и за шумом непогоды не могла расслышать, что ответили ей из-за двери. Старушка переспросила:
— Как вас зовут?
Тогда путник, решив, что хотят услышать его полное имя, крикнул как можно громче:
— Хосе Мария Андрес Флорес Фернандес де ла Фронтера!
Конечно, и вы, друзья, удивились бы, услышав такое длинное имя! Но в Испании нередко дают человеку не одно, а три имени, причем даже у мужчины второе имя может быть женским. А знатные господа к трем именам прибавляют еще две фамилии: фамилию матери и фамилию отца. Путник же был знатным дворянином и к этим двум фамилиям прибавил еще название своего родового замка. Правда, так называют себя только горожане, старушка же, живя постоянно в лесу, уже давно таких длинных имен не слыхала.
Итак, путник крикнул:
— Хосе! Мария! Андрес! Флорес! Фернандес! Де ла Фронтера!
Услышав сразу столько имен, старуха насмерть перепугалась. А тут еще грянул гром, и ей показалось, что целый полк ломится в двери ее убогой хижины.
Она закричала в ответ:
— Э, нет! Моя хижина слишком мала, чтобы впустить столько народу! У меня только два стула. Посажу Хосе и Марию, а куда же сядет Андрес? Посажу Андреса и Хосе — будет в обиде де ла Фронтера. А Фернандес и Флорес, наверное, драчуны и забияки — затеют в хижине потасовку. Куда я денусь, старуха? А ну, ступайте своей дорогой!
И сколько ни стучал путник, не открыла дверей.