Рассказы

Его перебил второй голос:

— Где закон?.. Покажи нам закон! Такого закона нет! Ты говоришь от себя!

— Покажи закон! — разом подхватили все женщины, и началось в чайхане черное волнение покрывал.

— Тише! — кричал Садык.

Из рядов поднялась Отум-биби. Ее узнали сразу — по росту, по голосу. Она рявкнула басом на всю чайхану.

— Тише! Молчите! Я с ним сейчас сама поговорю!

Медленно и тяжело, похожая в складках своего покрывала на статую, она повернулась к Садыку:

— Ты что здесь командуешь? — грозно спросила она. — Ты иди в свою милицию и командуй там над ворами и басмачами, а мы тебе не воры и не басмачи! Мы — колхозницы! Ты уже давно пристаешь к женщинам, заглядываешь под паранджи! Ты и ко мне приставал на дворе у Бек-Назара!

— Не разводите агитацию! — закричал Садык. — Я вас знаю, вы Отум-биби.

— У меня, слава богу, пятьсот трудодней, меня все знают, не ты один! Я сама хотела снять паранджу на первое мая, а теперь вот не сниму! Назло тебе не сниму! Иди к своей жене, пусть она показывает тебе и лицо, и все, что захочет!

Садык вскипел.

— Гражданка, предупреждаю...

Отум-биби легко заглушила его слова своим басом.

— Женщины, долго мы будем сидеть здесь и слушать этого безобразника?! И почему председатель не принимает мер! Куда он делся? Женщины, идемте отсюда; пусть они устраивают собрание без нас! А мы, — снова повернулась она к Садыку, — устроим свое собрание и пошлем в район коллективную жалобу!

Она стремительно пошла к выходу, задевая полами халата сидящих женщин, и они все, точного сигналу, вставали ряд за рядом и шли за ней. Садык похолодел, смятение охватило его. Вместе с женщинами, вот сейчас, в эту самую минуту, уходит и враг; завтра он будет уже далеко в горах. Вспыхнула мгновенная постыдная мысль: «Пусть уходит!» — и сейчас же погасла. Работая локтями, Садык протискался к дверям, опередив Отум-биби на два шага.

— Я не выпущу!

— Ты сошел с ума! — гневно закричала она. — Здесь тебе не тюрьма, — слышишь ты! Здесь — свободный колхоз! Сейчас же выпусти нас!

— Я не могу... уважаемая Отум-биби, послушайте меня...

— Мальчишка! — гремела она и, распалившись, всей тучной фигурой двигалась на Садыка, грозя опрокинуть его и смять. — Мальчишка! У меня дети старше тебя! Я поеду в Ташкент, меня, слава бегу, знают в республике, я найду на тебя управу!

Он говорил, захлебываясь от спешки, выбирая паузы в ее крике:

— Две минуты!.. Я признаю ошибку. Вы слышите, Отум-биби, я признаю ошибку! Подальше, Отум-биби, подальше от меня! Я объясню, сейчас объясню... Я прошу, убедительно прошу... Две минуты! Не подходите близко...

Отум-биби была женщина вспыльчивая, но головы не теряла даже в сильнейшем гневе. В словах Садыка, в бледности его лица она почувствовала настоящую тревогу и смятение.

— Говори, безобразник, только скорее. Тише вы! — скомандовала она своей серой закрытой армии.

— Товарищи женщины! — голос Садыка заглох от волнения. — Спокойствие! Отойдите подальше, Отум-биби! Товарищи женщины, только без паники! Я надеюсь на вашу сознательность, Отум-биби, я же просил не подходить ко мне близко. Дело очень важное. В Чораке у нас девяносто пять женщин, а здесь на собрании присутствуют девяносто шесть. Одна лишняя. И эта девяносто шестая — басмач Али-Полван, убийца ваших мужей и братьев. Он здесь, в чайхане прячется под паранджой среди нас!

Был общий огромный вздох: казалось, он так и остался висеть в душном спертом воздухе чайханы. Но к выходу никто не бросился. Садык вытер ладонью холодный пот.

— Уйти ему некуда! Товарищи женщины, спокойствие! Уйти ему некуда: вокруг чайханы вооруженные люди. Товарищи женщины, не бойтесь! Видите, я стою в стороне: если он выстрелит в меня, то пуля вас не заденет. От имени советской власти я обращаюсь к вам за помощью. Я никого не открою насильно, но те из вас, которые уйдут отсюда закрытыми, пусть знают, что увели с собой басмача!

Охотники за дверями и окнами взвели курки. Садык отошел еще дальше в сторону, прижался спиной к стене и, чуть побледнев, расстегнул кобуру.

— Может быть, он скрывается под этой паранджой!

Садык ткнул наудачу пальцем. Женщина шагнула вперед, оскорбленно и резко откинула покрывало:

— Я не басмач, — сказала она, — я колхозница!

Садык увидел прекрасное лицо с темными глазами и загнутыми ресницами.

— Спасибо тебе. Иди. Пропустить! — крикнул он в приоткрытую дверь.

Женщина пошла, не опуская покрывала. Грохнул выстрел. «Мимо!» — успел подумать Садык, а женщина пошатнулась, упала на руки Отум-биби. Остальные как будто окаменели, — ни одного движения, ни одного звука. Садык чувствовал, как холодеет и стягивается кожа на затылке, шевеля тюбетейку.

— Убита? — наконец спросил он чужим голосом.

— Ранена в шею, — ответила Отум-биби.

И такая стояла тишина, словно они были только вдвоем в этой огромной чайхане.

— Стреляешь по женщинам! — хрипло сказал Садык. — По женщинам. Почему ты не стреляешь в меня?..

Ему было душно, он оборвал пуговицы на гимнастерке.