Рассказы

Без малого тридцать лет Саид Фазиев пахал, боронил, окучивал, поливал хозяйские поля, а долг его не только не уменьшился, но еще вырос. Год за годом, еще год за годом, — виски Саида Фазиева уже тронула седина. Детей у него не было. Он купил жену по дешевке, бракованную: она развелась уже с двумя мужьями, потому что рожала только мертвых. Ежегодно Сайд Фазиев носил на кладбище своих детей, не услышав даже их крика.

Святой Аннар-Мухаммед-оглы был еще жив, но ходить уже разучился. Его водили, поддерживая с обеих сторон, прислужники — сгорбленного, дрожащего, одетого со все белое.

— Помню я твоего отца, очень хорошо помню, — сказал он Саиду. Глаза его сами собой закрывались от старческой слабости. Разговор происходил в мечети, в день памяти святейшего и благочестивейшего шейха Богоутдина, покровителя этих мест. Ишан назвал Саида «белым ягненком» — своим учеником, протянул для поцелуя сухую руку — и с этого дня жалкий доход Саида еще уменьшился на одну четверть.

— Ничего, — говорил он жене, — будем лить больше воды в кислое молоко. Зато я попрошу святого старца прочесть молитву и, может быть, ты родишь наконец живого.

— Я постараюсь родить живого. Саид, — шопотом отвечала жена, — я постараюсь.

Но как ни оберегалась она от толчков и тяжелой ноши — все равно, шестого сына родила мертвым.

Саид понял, что в этой жизни не дождется ни счастья, ни радости и обратился мыслями к жизни будущей. Ишан Аннар-Мухаммед-оглы утешил Саида так же, как в свое время отца его Файзи Мухаммедова:

— Алиф, Лам, Ра, — торжественно сказал ишан, поднимая палец. — Зачем будешь ты хлопотать у двери и устраивать мягкое ложе, если завтра дано тебе войти в самый дом...

— Я хотел бы носить на руках сына, — ответил Саид. — Святой отец, помолись. Неужели я такой грешник, и мне никогда не будет прощения? Но скажи мне, отец, когда и где совершил я столь тяжелый грех? Или, может быть, я и сам не заметил и не знаю о своем грехе до сих пор? Но разве это правильно — наказывать слепого за то, что он оступился?

Был вторник — «день назидания», день беседы ишана со своими учениками. Все они стояли на коленях, откинувшись всем телом на пятки и касаясь ковра пальцами опущенных рук. Тихий солнечный ветер гулял в старинном саду; на белом халате, на прозрачно-восковом лице святого старца и на всей земле вокруг него переливался, как вода, зыбкий, неуловимый узор теней. Сюда, в глубину сада, почти не долетали мирские звуки; слабый надломленный голос ишана слышался совершенно отчетливо:

— Утешься, Саид. Есть бесплодие, посылаемое в наказание за тяжкий грех, — но тогда дети не родятся вовсе. А у тебя родятся дети, Саид, и все — сыновья; разве это не благословение? Ты говоришь о мертвых, но подумай — разве может умереть душа и не есть ли смерть — освобождение души от бренной оболочки, именуемой телом на нашей грешной земле? Тело отходит в землю, в черное, душа — в небо, в голубое; темное стремится к темному, а светлое — к светлому... Утешься, Саид, мой белый ягненок, бог отличил тебя. Вот ты суетно жалуешься, что ни разу не слышал крика своих детей, но подумай о том, что первое слово отцовской ласки услышали они от самого бога и ручонки свои впервые протянули к нему. Души их ушли в голубое раньше, чем тело их вышло из утробы матери и коснулось темного; чище и праведнее твоих сыновей нет никого в раю, — все твои сыновья там. Саид, и ждут свидания с тобой...

Саид дрогнул, судорога схватила его за горло. Он закрыл руками лицо, не имея сил удержать слезы.

— Хоть бы одного... только одного оставил он мне.

Ученики благоговейно молчали. Прошло много времени. Саид успокоился. Ишан сказал:

— Рахим, подай умыться Саиду.

Рахим покорно встал, принес кувшин, полотенце.

— Ты видишь, — пояснил ишан, — твой мирской хозяин прислуживает тебе. Здесь, в моем саду, и там выше, Саид, — нет ни богатых, ни бедных, ни хозяев, ни батраков. Какая цена земному богатству и земным радостям? Ведь никто из нас ничего не возьмет с собой в дальний путь.

Ишан лег на шелковые подушки. Медленно закрылись его глаза. Слабым движением руки он отпустил своих учеников. Они шли по аллеям сада, низко склонив белые чалмы, пересекая полосы теней и света...