Рассказы

Сам он свято верил в то, что прогнозы вот-вот начнут сбываться, поэтому неукоснительно выполнял их рекомендации. Если предсказание обещало его детям болезни или травмы, он мог не пустить их в школу или сад. Срывал с места своих родителей, чтобы они с ними посидели и только тогда был спокоен. Сам он несколько раз брал отгулы, если звезды обещали ему неприятности по работе. В общем был фанатиком. Такие во времена раннего христианства становились мучениками и святыми.

Видя в какое отчаяние он приходит от неудач, я помогала, чем могла. Попыталась всерьез разобраться в его теории, но порой задавала вопросы или давала такие предложения, что он просто за голову хватался. Положение все больше и больше напоминало отчаянное. Так продолжалось несколько лет, которые ничего не изменили. Система не работала, Зимородок мрачнел, впадал в меланхолию, но попыток не оставлял. Я подробно рассказывала ему о своей жизни, чтобы он мог сверять ее с прогнозами. Он никогда не показывал мне своих предсказаний, сделанных для меня, чтобы я не могла как-нибудь схитрить и подыграть ему. О себе рассказывал все, чтобы я могла понять, насколько все впустую. Временами он чуть не плакал от безысходности и принимался выплескивать эмоции, ни к кому не обращаясь.

— Должны быть законы в этом мире, мир не может жить без системы, без смысла, без идеи. А раз она есть, то ее непременно можно найти. Я точно знаю, что можно! — а потом уже тише добавлял. — Господи, что ж за бессмыслица такая…

За последние пару лет он сильно похудел, осунулся. Нос выдавался вперед, как птичий клюв. «Вправду похож на зимородка», — часто думала я, но ему, конечно же, ничего не говорила. Он все больше и больше пробуждал во мне материнские чувства, напоминая ребенка, который чахнет на глазах от болезни, против которой нет лекарств. Мне оставалось только сидеть и смотреть, как мучается самый дорогой для меня человек. Ничего больнее и мучительнее на свете нет и быть не может.

Однажды, впрочем, показалось, что что-то начало получаться, совпадений стало больше, хотя никаких существенных доработок он не вносил. Поначалу радовался, как первоклассник. Составлял прогнозы, с радостью изучал их по вечерам, находя сбывшиеся моменты. Он ликовал и не мог поверить своему счастью. Так продолжалось недели две, пока однажды вечером он не пришел тихий и погрустневший.

— Знаешь, я боюсь, что все это опять только случайность.

Я и сама подозревала это, поскольку незадолго до этого был период, когда практически ничего не исполнялось. Я боялась, что за этой полосой последует другая, и тогда снова наступит период отчаяния, только более глубокий и жестокий.

После этого он в течение трех дней не приходил. У него серьезно заболел ребенок и ему было просто не до астрологии. Мне было совершенно нечего делать, поэтому я решила сама составить прогноз для него. Вспомнила все что знала, почитала его записи и сделала. Это оказалось не таким уж трудным делом для человека, который последние пять лет только и слышит, что разговоры про звезды. Так я и узнала, что положение Сатурна представляет для Зимородка большую опасность.

Дальше вы знаете.

Кстати, после смерти в его в рабочем столе была обнаружена записная книжка, куда он записывал свои мысли по поводу теории. Я умудрилась заполучить ее себе. Насколько можно было понять, он и сам знал о том, что согласно его системе, над ним нависла какая-то ужасная опасность, какая возникает только раз или два в жизни. Знал и все-таки не остерегся. Последней записью в книжке были именно расчеты движения планет. Видимо, он сделал их перед тем, как идти в сушилку.

Дальше говорить особо нечего. Не надо больше пытаться со мной связаться, я рассказала эту историю только потому, что мне надо было хоть кому-то её рассказать».

Вот и всё.

Грустные мысли навеяло мне это повествование. Родилось множество вопросов, на которые теперь уже никто не сможет ответить. Почему Зимородок, который даже отгулы брал, если ему были обещаны неприятности на работе, почему он добровольно полез в этот ящик? Есть у меня одно предположение. Он до ужаса боялся, что его теория все же неверна и нынешнее состояние дел не более чем везение. А меж тем до боли хотелось, чтобы это не было случайной удачей. И, видимо, после составления прогноза, где была очевидная опасность, он подсознательно сам захотел, чтобы что-нибудь произошло. Нет, конечно он не желал смерти, хотя кто его знает, чего хочет наше подсознание, особенно когда человеком полностью овладевает одна идея, которая сосет из него все силы в течение нескольких лет подряд. Просто он решил доказать, что система существует. Что мир можно уложить в одну теорию, хотя бы даже и такой ценой.