РАССКАЗЫ

— Ты уж лучше меня всё знаешь, — Ольга Аркадьевна потянулась к вычурно изукрашенному резьбой комоду. — Посмотри лучше, сегодня только нашла. Это я в роли Сонечки Мармеладовой.

Олеся жадно схватила пожелтевшую, пахнущую пылью и прошлым фотографию с оборванными краями. Похоже, этот кусочек картона неоднократно отрывали от страниц фотоальбомов и клеили в другие, поновей. Как же она любила эти лоскутки, обрывки, драгоценные осколки неведомой, кажущейся ей таинственной и прекрасной, жизни.

— Ух… красивая… — в груди девушки что-то тоскливо сжалось.

— Да, что ты! — старушка даже руками всплеснула. — Сонечка!? Другая в ней красота. Иная…

Олеся присмотрелась. Да, молоденькая женщина на фото вовсе не блистала броским великолепием девушек с плакатов, которыми сосед Ромыч щедро увешивал все помещения обшарпанной коммуналки, включая уборную. Простенькое платье с воротничком «под горло», гладкая причёска с узлом на затылке… Но что-то притягивало и манило, обволакивало удивительным тихим счастьем, восторгом и тревогой. Точно боишься, что этот миг пройдёт, а ты так ничего и не сделал, чтобы остановить его, зафиксировать и подарить всем. Описанное Гумилёвым в его «Шестом чувстве».

— Почему вы не моя мама, — шепнула в никуда Олеся.

Ольга Аркадьевна отпрянула.

— Что ты говоришь, девочка! Твоя мама отдаёт все силы, старается, чтобы вы были одеты, накормлены. Ты понимаешь, чего ей это стоит?!

— Она никогда не разговаривает со мной… так, — Олеся отвернулась. — Если бы не вы, со мной бы, вообще, никогда никто не разговаривал.

— У неё времени нет … — беспомощно попыталась оправдать Леночку Ольга Аркадьевна.

— А помните, как мы с вами на «Женитьбу Фигаро» ходили? — Олеся неожиданно засмеялась.

— О-о-ой! — актриса откинулась на спинку кресла и расхохоталась. Точь-в-точь, как Олеся. Ещё бы ей не помнить! Как уламывала строгую Леночку отпустить на вечерний спектакль 13-летнюю дочь. Как объездила все ломбарды, чтобы выручить за столовое серебро необходимую на билеты сумму. На «божьего одуванчика» в старомодной шляпке с вуалькой смотрели, презрительно выгнув губы. Именные ложки вертели в руках и выносили вердикт — на лом. На лом… Эти приборы переходили из поколения в поколение. Ольга Аркадьевна помнила времена, когда мать учила её правильно держать эту самую ложку. Потом — куда и как класть эти приборы, чтобы сервировка была идеальной. Лом… Позже, правда, Ольга Аркадьевна успокоилась, когда снова наведалась в ломбард. Столовое серебро сверкало в витрине в целости и сохранности. Рядом висел ценник, вызвавший у старушки даже гордость. А тогда… тогда им едва хватило на билеты. Но как долго они обсуждали потом увиденное, хохотали и аплодировали, вспоминая особенно понравившиеся сцены.

— Почему у вас своих детей нет? — опять резко сменила тему Олеся. — Они, наверно, были бы замечательные!

— Они и есть замечательные, — актриса пожала птичьими сгорбленными плечиками. — А как же студия? Сколькие из моих деток потом стали прекрасными актёрами. Впрочем… почему обязательно актёрами? Вчера вот Верочка забегала, тоже из моих. Литературу преподаёт. Скоро 37 лет как… Удивительная девочка. Удивительная! — глаза Ольги Аркадьевны заблестели.

— Это не то… — Олеся тряхнула светлыми волосами. — Они же не с вами. В смысле… у них своя жизнь.

— У всех своя жизнь. У детей тоже должна быть своя, отличная от родителей, жизнь. Да и… честно признаться, я не очень понимаю совсем маленьких детей.

— Это точно! — развеселилась Олеся. — Я помню, как мама оставляла меня у вас, когда я была маленькая, а сама уходила на работу. Я вас тогда, гм… не любила.

— Правда? — Ольга Аркадьевна удивлённо округлила глаза. — Почему?

— А вы всё время читали мне какие-то ужасно скучные сказки! Про Тень и про Алису в стране чудес. Я их тогда ненавидела!

— Хм… — актриса смутилась. — Верно, деточка. Шварц и Кэрролл не для 3-летнего ребёнка.