— Ничего-то ты не смыслишь! Тут как раз и нужна большая мудрость. Даже я прошел специальное обучение. Я был автоматчиком. Автомат же — важнейшее оружие пехоты. А без пехоты и война не война. После того как артиллерия произведет обработку вражеских позиций, вступает в действие пехота. У нее масса дел. Она расчищает территорию, сжигает деревни и города, убивает стариков и детей, насилует женщин...
— Довольно, довольно! — воскликнул Сократ. — Откуда ты родом?
— Из Финляндии.
— Не знаю такой страны. Где она — в Азии или в Африке?
— В Европе, чудак. Хельсинки — мой родной город. Как бы я хотел сейчас туда...
— А если встретишь там свою жену?
Вихтори Виртанен задумался на минутку и ответил неторопливо:
— Отчего же не встретить...
— Ну, а если она примется пилить?
— Да уж, конечно, пилить она будет. «Где ты проваландался все это время, время, время, время — мя, мя, мя?.. Хоть бы раз написал, хам, написал, хам, написал, хам, хам, хам, хам...» Конечно, она будет пилить. На то она и жена. Но мне уже просто невмоготу слушать эту небесную музыку! С утра до вечера пение и бряцание арф, с вечера и до ночи — арфы и хоровое пение. И все одно и то же. Хоть бы в антракте услышать какое-нибудь танго, фокстрот, или какой-нибудь вальс Штрауса, или гармошку. Так нет! Здесь вечно крутят одну и ту же пластинку. Конечно, на то она и есть — пропаганда...
— Пропаганда? Что это значит?
— Слушай, Сократ. У нас в Хельсинки, честное слово, люди бы сказали, что ты с луны свалился. Беда мне с тобой. Ты лучше скажи, нельзя ли как-нибудь смотаться отсюда на землю, хоть на побывку? Я бы хотел съездить в Хельсинки.
— А что за бумаги у тебя?
— У меня только солдатский опознавательный жетон.
— Как тебя звали?
— Виртанен.
— Я и раньше слыхал это имя.
— Виртаненов в Финляндии — сотни тысяч.
— А Сократ в Греции был только один.
Вихтори взвыл от тоски по земле, как от зубной боли. Явление весьма удивительное, поскольку ангелы в раю вообще не стонут и боли не чувствуют. За исключением тех, кто проник на небо нечестным путем. Но Вихтори Виртанен прибыл в рай вполне законно.
Ангел Сократ и ангел Виртанен с минуту молчали. Наконец Сократ тихо промолвил:
— Так, значит, на землю? Меня ведь там осудили за развращение молодежи и за отрицание государственной религии.
— У нас в Финляндии свобода совести, — заметил Виртанен. — Я тоже простился с церковью и числился по гражданскому реестру. А что касается молодежи, то теперь уж ее вряд ли можно больше испортить. Так ты осужден за растление молодежи? Что, продавал наркотики?
— Не понимаю.
— Тогда, значит, проповедовал свободную любовь или торговал из-под полы порнографией?
— Снова не понимаю, хотя сейчас ты сказал что-то по-гречески.
— Какого лешего? Я же финн.
— Удивительно, что многие твои слова напоминают греческие. «Порнография» на моем родном языке значит изображение непристойностей.
— То же самое это значит и по-фински. Вот не подумал бы, что тебя могли судить за подобные вещи. Наверно, ты был отчаянным донжуаном в молодости?
— Я не знаю человека с таким именем, — кротко ответил Сократ.
— Скажи откровенно, что дурного ты сделал на земле?
— Дурного? Я не делал ничего дурного. Иначе я не был бы здесь.
— А где же ты был бы тогда?
— Трудно сказать. Может быть — в Афинах. Продолжал бы размышлять и беседовать с друзьями о вечных загадках жизни.
Ангел Виртанен усмехнулся.
— Эх, бедный старик! Ты здесь и не замечаешь, как идет время.
— А что есть время? Можешь ты объяснить мне?
— Время? Это то, что показывают часы.
— Какие часы?
— Ох, да не нервируй ты меня глупыми вопросами. Знаешь ведь, что они тут у всех прибывающих первым делом отбирают часы. И у меня отобрали. Время, время... Да, в самом деле. Я ведь тоже не знаю, что такое время...
— Ну вот видишь. Сам же признаешь, что тебе это неведомо. Это доказывает, что в тебе есть зернышко мудрости. Зачем ты хочешь вернуться на землю? Ведь там нет здешней гармонии.
— Гармонии! Эта гармония мне уже — во, как надоела! Хоть бы какое-нибудь разнообразие! А то ведь толкут все ту же воду в ступе. Полечу, может, хоть знакомых повстречаю.
Виртанен расправил было крылья, но Сократ остановил его.
— К чему спешить, если в нашем распоряжении вечность, — сказал Сократ. — Может, я сумею помочь тебе. Я познакомился тут со служащим бюро путешествий. У них хорошие связи с землей. По правде говоря, я и сам хотел бы слетать туда. Слышал я, учение мое там исказили. Ученики мои создали новые школы и стали развивать новые направления мысли. Появились, говорят, эпикурейцы, циники и стоики.
— Таких уже давно нет, — перебил Виртанен. — По крайней мере не было перед моим уходом. Но какое это имеет значение? Только бы пустили. Ох, земля! Как бы я хотел вернуться туда. Слишком рано я сюда попал.