Рассказы

— Может, и так… Но ведь со времени той страшной бури прошло двадцать лет, если не больше, — покачал головой Мамед Бадали.

— Это да… но годы только приближают ее к мужу. На берегу она находит утешение, ждет, надеется, а каково ей будет в городе? Думали, успеет здесь завершить свой путь… не маялась бы на чужбине, ан нет… не судьба оказалась. Не судьба, значит. — Всем нам не судьба, адамлар, — печально вздохнул кто-то. — Что будешь делать? Не жить же вместе с туберкулезниками. А? Как вы думаете? Мы как-нибудь уж в городе… уж привыкнем, наверное, а им это необходимо.

— Наверное, привыкнем.

Замолчали, слушая гул моря, словно колыбельную. И с ним предстояло расстаться навсегда. Чем ближе надвигаться час переезда в город, тем невыносимее казалась эта утрата, тем сильнее они чувствовали свою сыновнюю привязанность и благодарность морю, растившему и кормившему их, ласкавшему днем и ночью — с самого детства, сколько помнили себя, а может, и еще раньше… в утробе матери. Молодой рыбак в соломенной шляпе, сидевший совсем у воды — волны шалили с ним, то подступали, то уходили из-под самых ног, — повернулся к сидящим у яхты: — Все наши предки занимались рыболовством. Никто не знает лучше нас достоинства и повадки здешних рыб, когда на какую надо охотиться и с какой удачей. И это, выходит, теперь никому не нужно?

— Выходит… — ответил ему сверстник Оразмурад. — Наверное, изобретут аппарат, который и без нас точно определит, где какая рыба плавает.

— Умные вы, ребята, толковые… Оно и правильно, вы учились дольше, и кажись, лучше, чем мы, старики, — заговорил старик Нур-Таган. — Однако не пойму другое… Никакого проку от вашей учености. Вы такие же беспомощные, даже хуже. Очень вы покладистые! Толкни вас сзади, глядишь, и дошмыгаете до самого края земли, ни разу не оглянувшись и не попытавшись узнать, кто вас толкнул и почему. Эх вы, горе-ученые!.. Будто знания, полученные вами, не ключ к нашей жизни! — старый рыбак прервал свою речь, шумно выдувая из деревянной трубки остатки табака, несколько раз постукал о колено. — Будто законы все эти издает не тот, кто учился с вами, постиг порядки нашей земли, — он слегка топнул ногой, — которая кормит нас, а тот, другой, который ленится учиться, а теперь придумывает нелепые приказы. А вы, молодые да ученые, оказались в стороне от больших дорог жизни, зря знания получили. Нам, старикам, недолго осталось жить. Оно и справедливо так-то: родился, увидел белый свет, помаялся, вырастил детей, а там, глядишь, и в путь-дорогу собираться пора… А вам я скажу вот что: горше быть ученым да беспомощным, чем темным да сильным.

Старик Нур-Таган замолчал.

Молодой рыбак растянулся на влажном песке и устремил глаза в небо — там тоже гуляло море. Синее море. Редкие облака казались ему затерянными в стихии безжизненными островками. Одиноко плыл он глазами в безбрежии небесного моря. От этого у него началось легкое головокружение. Почувствовал, как под ним тихонько качнулся берег и стал рассеиваться в дым.

4. САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

Весна прошла быстро, ее сдули вместе с воздушными головками одуванчиков знойные ветры, высушив напоследок горизонт над пустыней, оголив доселе цветущие барханы и одев все в старый цвет. Жара становилась все невыносимей. С моря веяло тухлым. Люди не находили себе места — то выбегали, то снова прятались в своих развалившихся домах. Особенно ворчали старухи, ища спасение в бесконечном чаепитии.

Песчаные барханы сыпучими шагами двигались к морю. Обжигающее дыхание их становилось все ощутимее. Было похоже, что барханы вознамерились шагнуть через маленький курен в море, спастись от палящего гнева всесильного Солнца.

А море само изнывало. Казалось ему, что есть прохлада в необозримых пространствах, тех, за серым горизонтом, стоит только пробежать через горячие пески и через разбросанные по всему берегу рыбацкие курены.

К полудню воцарилась тишина — настороженная, напряженная в ожидании чего-то грозного; все живое попряталось по своим гнездовьям да норам. Чайки с пронзительными криками пролетали низко над чернеющим морем и скрывались из глаз.

Серые горные скалы, подступающие сюда с запада и востока, расступились, расчистив место для близившегося великого поединка моря и пустыни.

Тогда Море двинулось на Сушу… Оно устремилось туда, где ждала его спасительная прохлада. После каждого наступления оно отскакивало назад, чтобы в следующий раз ударить еще мощнее по всем берегам-преградам, черпая силы в своей бушующей стихии. Когда ему удавалось проскочить дальше обычного, оно обжигалось о горячие пески и возвращалось назад с шипением, как обозленная кобра, стонало и лизало края своего обоженного тела. Но в следующий миг, напрягшись, опять наскакивало на берег с яростью раненого зверя.

Судя по силе поединка, можно было предположить, что сегодня решится, наконец, в чью пользу должен закончиться извечный спор Моря и Суши.

Солнце не зашло, а кануло в черное дрожащее марево будто навсегда. Следом опрокинулось небо, обнажив страшную темную бездну, где так же гудело и гулко рокотало.