Рассказы

– Я еду туда… чтобы отыскать… своего мужа.

ГЛАВА VI

Услышав эти слова, Джон Альдос долго стоял, опустив голову, и молчал. Слабый шорох, донесшийся с улицы, дал ему повод повернуться к двери. Так, значит, она отправлялась к Желтой Голове, чтобы найти там своего супруга! Этого он никак не мог ожидать. Но ведь сколько раз она давала ему понять, что там, у конца железной дороги, у нее нет ни мужа, ни брата, ни отца, которые могли бы ее встретить! Она говорила ему, что будет там одна, без единой души знакомых. И теперь вот сказала ему эти слова, точно признавалась.

Он выглянул за дверь. Это пришла попить одна из лошадей Отто. Он опять вернулся к Иоанне.

Она стояла все в той же позе, спиной к столу. Когда он вернулся, то она сунула руку под платье и достала длинный, плотный конверт, открыла его, и Альдос увидел в нем пачку денег. Она вытащила из-под них клочок бумаги и протянула ему.

– Это отчасти прояснит обстановку, – сказала она.

Это была вырезка из газеты, запачканная и измятая, которой было уже два года. По всей видимости, она была вырезана из английской газеты и содержала в себе описание трагической смерти какого-то Мортимера Фиц-Юза, представителя известной Девонширской фамилии, который расстался с жизнью на охоте где-то в диких лесах Британской Колумбии.

– Это мой муж, – сказала Иоанна, когда Альдос окончил чтение. – Еще полгода тому назад я не имела никаких оснований не доверять этой газетной заметке. А затем один из наших знакомых отправился туда же на охоту. Он вернулся со странной вестью: объявил, что сам лично видел моего мужа живым. Теперь вы знаете, почему я здесь. Но я вовсе не хотела навязывать вам это. И вот я отправилась сама, чтобы убедиться или разубедиться в его смерти. Если он жив…

В первый раз она изменила себе и выдала происходившую в ней борьбу с волнением, которое силилась в себе подавить. Лицо ее было бледным. Она стояла, тяжело дыша, точно раскаивалась, что зашла слишком далеко.

– Я понимаю, – сказал Альдос. – Кажется, вас беспокоит, Ледигрей, не то, что вы найдете его мертвым, а то, что он может оказаться живым?

– Да, – ответила она, – вы правы. Но, прошу вас, не спрашивайте меня больше ни о чем. Для меня это было бы ужасно рассказывать. Вы подумаете тогда, что я не женщина, а зверь. Я ваша гостья. Вы пригласили меня ужинать. Картошка уже очищена, а где же огонь?

Она силилась улыбнуться. Джон Альдос бросился к двери.

– Я доставлю вам куропаток в две секунды, – воскликнул он. – Я бросил их, когда лошади стали тонуть в водовороте.

Тяжелое впечатление, которое произвело на него сообщение Иоанны, что муж ее жив, уже прошло. Он не старался объяснять себе или анализировать происшедшие с ним две перемены, а принял их, как факты, и больше ничего.

Там, где несколько секунд тому назад ощущалась свинцовая тяжесть от чего-то, что казалось ему даже невыносимым, вдруг появилась какая-то странная легкость, вроде той, когда он шел к палатке Отто. Идя теперь по берегу реки, он весело насвистывал. Насвистывал он и возвращаясь назад с куропатками. Иоанна поджидала его у двери. Опять лицо ее сияло спокойствием. Когда он подошел, то она ему улыбнулась. Его удивило в ней не то, что она так скоро оправилась от охватившего ее душевного потрясения, а то, что она так стойко владела собой и не проявляла ни малейшего признака горя, нерешительности или беспокойства. За несколько минут перед этим он слышал, как она напевала.

Солнце уже стало заходить за горы, и серые тени покрыли те места, на которых только что был свет, и никому и ничему в природе не было дела до того, что случилось или что было сказано с тех пор, как появилась в этих местах Иоанна Грэй. В первый раз за столько лет Джон Альдос совершенно позабыл о своей работе. Он весь был поглощен присутствием Иоанны.

Манера, с которой Иоанна приняла его приглашение, была для него и приятна, и нова. Она сразу же сделалась и гостей, и хозяйкой. Очаровательными руками, обнаженными до локтей, она стала месить тесто для бисквитов. «Горячие бисквиты, – сказала она ему, – очень вкусны с мармеладом». Он растопил печь. Затем, когда он принес еще и воды, она объявила ему, что его обязанности окончены, и что он может теперь курить, пока она будет готовить ужин. С наступлением сумерек он запер дверь и зажег несколько раньше чем обычно большую висячую лампу.

Каждый фибр трепетал в нем от сознания острого и изысканного удовольствия, когда он уселся против нее. В течение всего ужина он то и дело заглядывал в ее спокойные голубые бархатные глаза. Какое-то особенное наслаждение доставляло ему разговаривать с ней и в то же время глядеть ей в глаза.

– А этот ваш последний роман, – спросила она, – будет в таком же роде, как и «Светские приличия?».

– Я хотел, чтобы он представлял собой последнюю часть трилогии, – ответил он. – Но теперь этого уже не будет, Ледигрей. Я уже раздумал.

– Но ведь вы уже почти заканчиваете его.

– Я собирался его закончить на этой неделе. Но вы пришли – и все пропало.

И, заметив в ее глазах тревогу, он поспешил добавить: