Рассказы

— Не попадем, я не слепой! А дело вот в чем: сегодня утром, когда я ехал на работу, меня остановил гаишник. Зачем остановил, я не знаю, я ничего не нарушал. Но им тоже кушать надо, это я понимаю. Для таких случаев у меня в машине в бардачке лежит набор ассигнаций — пять рублей, десять, двадцать пять, пятьдесят и сто. В зависимости от обстоятельств я выбираю ту или иную купюру, вручаю ее гаишнику и еду дальше. А сегодня этот тип потребовал мои права и не успел я ему дать «на лапу», как он пробил мне дырку в талоне. Я ужасно разозлился, ведь я ничего не нарушал, я ему сказал, раз ты мне пробил дырку, я принципиально сегодня сделаю десять нарушений. Сейчас, когда я проехал на красный свет — это было только шестое нарушение, так что осталось еще четыре. Готовься!

Меня такая постановка вопроса очень удивила:

— Во-первых, твой гаишник тебя не видит и никогда не узнает, выполнил ты свое дикое обещание или нет, во-вторых, ты можешь попасть в аварию и тогда у тебя будет дырка не в талоне, а в голове! И в-третьих, из-за тебя могут пострадать невинные люди, которые не имеют никакого отношения к твоим счетам с гаишником! И, наконец, в-четвертых, что будет, если тебя снова остановит за нарушение новый гаишник, который пробьет еще одну дырку в твоем талоне? Будешь делать еще не четыре, а четырнадцать нарушений? А потом тебе пробьют еще одну дырку и число нарушений, которые ты будешь делать, еще возрастет на десяток и так бесконечно? Ты мне напоминаешь известное анекдотическое выражение: «Назло кондуктору — возьму билет, пойду пешком!» Ты, конечно, хозяин сам себе, но у меня совершенно нет охоты в лучшем случае отлеживаться в больнице, а в худшем — отправиться на кладбище!

К счастью, мое пророчество не сбылось: Ахмед, не откладывая в долгий ящик, сделал по дороге еще четыре нарушения правил дорожного движения, его никто не остановил, и мы, побывав на картфабрике, благополучно вернулись обратно в Управление геологии. Но больше я старался с Ахмедом на машине не ездить. Если он хочет, пусть развлекается подобным образом сам!

Таможня

Все, кто эмигрировал из Советского Союза, кто затем в 1990-х годах посещал Россию, хорошо помнят, что представляла собой российская таможня. Колоссальное количество самых удивительных запретов, вытряхивание вещей из чемоданов, конфискации, придирки и провокации. Когда в 1989 году мы собирались выезжать из Союза, те, кто уехал раньше, объяснили нам, что вывозить драгоценные камни, золотые изделия (кроме очень тонких колечек), книги, изданные до 1941 года, картины, а также любые серебряные изделия с чернением не разрешается. Приходилось все продавать, хотя куда истратить полученные деньги было непонятно — магазины стояли пустые. От родителей нам достались различные ювелирные изделия, кое-что мы купили в разное время сами. Так как мы надеялись, что хоть в Москве можно будет что-нибудь купить на вырученные деньги, то повезли все ценности в Москву. И когда уже были найдены покупатели и должна была состояться сделка, нам сказали, что таможенные правила изменились и теперь многое можно вывозить. Чтобы получить точные сведения, я отправился в Таможенное управление. Там произошел такой разговор:

— Это правда, что теперь можно вывозить из СССР золото, серебро, бриллианты и другие драгоценные камни?

— Можно, но только в одном экземпляре.

— Что это значит?

— Ну, вот, если у вас два кольца с одним бриллиантом, то можно вывезти только одно.

— А если одно кольцо с одним бриллиантом, а второе — с двумя?

— Это разные вещи, значит можно вывозить!

— А как быть с серебряными ложками, их ведь двенадцать и все они совершенно одинаковые?

— Нельзя, можно вывезти только одну ложку.

— А если я напишу в таможенной декларации, что вывожу один набор серебряных ложек?

— Если один набор — значит можно вывозить!

Я подивился бредовым инструкциям, которых придерживается таможня, но, как говорится, они правили бал.

Мы уезжали прямым вагоном «Москва-Вена», который шел через пограничную станцию Чоп. Нам однако сказали, что в Чопе скопилось много народу и что очередь на таможню надо занимать заранее. Я поехал в Чоп на два дня раньше, чем туда должен был придти поезд, в котором ехала моя семья. Действительно, очередь была большая, не на два дня, а на все четыре-пять. Всех, кто ехал в прямом вагоне, высаживали и приходилось дожидаться своей очереди на таможню в зале ожидания вокзала. Пол там был выложен каменными плитами, а скамеек было очень мало, и приходилось все время стоять на ногах, поэтому все внимательно следили, не освободится ли на какой-либо скамье хотя бы одно место.

Таможня начинала работать в 2 часа ночи, пропускала за раз лишь 15–20 семей, которые затем садились на электропоезд, шедший в Братиславу.