Рассказы

К старости Васька Веретенников убедился, что человеческий организм угнетает избыток накопившихся в организме шлаков. Прочел он в газете «Нива Кубани» статью «Лечит рис» и решил на себе проделать эксперимент. Каждый день, с вечера, он замачивал две ложки риса, а утром, доведя его до кипения, промывал проточной водой. Эту манипуляцию он проделывал пять раз, а потом съедал рис и до обеда ничего не ел. Так незаметно прошло тридцать дней. Вдруг Васька стал замечать, что его сторонятся люди. Однажды сосед по лестничной клетке при игре в домино, вежливо извинясь, удалился прочь. «От тебя, как от козла, идет неприятный запах, — сказала жена. — Тебе надо каждый день протирать свое тело мокрым полотенцем!»

На тридцать пятые сутки, ночью, Васька проснулся от неудержимого желания освободиться. Он еле добежал до туалета… До утра, не сомкнув глаз, он совершал челночные рейды от кровати до туалета и обратно. Казалось — душа расстается с телом. И только к утру позывы прекратились. Васька прилег и, чувствуя удивительную легкость во всем теле, отключился. Проспал он семь часов, а когда проснулся, никак не мог понять и определиться ни во времени, ни в пространстве. Ему казалось, будто он прилетел из космоса. Все тело стало каким-то невесомым. Куда-то пропал живот, а глаза на удивление стали лучше видеть. С них словно сняли пелену, они очистились и блестели лучезарным блеском. Прояснилась голова. Перестало стучать в затылке. Мучившее Ваську кровяное давление стало на тридцать единиц меньше. Он распрямил ноги, поднял руки, потянулся до хруста в суставах, с облегчением вздохнул и тихо проговорил: «Я ли это? Господи, как все вокруг стало прекрасным». Совершенно не хотелось есть! Он встал, оделся, сел на мопед и поехал на дачу. Когда замолк треск мопеда, у Васьки словно выбили пробки из ушей. Он сразу очень четко стал слышать множество разнообразных звуков. В лесополосе монотонно и отчетливо куковала свою песню кукушка-вещунья. «Худу-дот», — кричал на соседнем участке удод. В малиннике посвистывала маленькая птичка, а на орехе прыгал с сучка на сучок воробьишка. Словно впервые он с удовольствием и удивлением слушал мир удивительных звуков. Зеленая листва радовала, манила к себе. При легком дуновении ветра она шептала ему: «Спасибо». Он гладил стволы деревьев, окунаясь в их листву, и вдыхал неповторимый аромат зеленого царства. «Какая благодать», — проговорил Васька и взял в руки тяпку.

Июль 1996 года.

Жестокость с хамством в обнимку

Есть сорт людей, которым очень плохо, когда другим хорошо. Им не по себе, они мечутся, не находя себе покоя. В нашем дворе есть один такой Мишка Пастухов, живет в пятиэтажке. Глаза у него небольшие, бледно-серые. Походка крадущаяся, движется, словно на пристегнутых ногах, волоча ступни. Прочел он в «Приазовке» новый закон о пенсиях и ахнул. «Надо ж! Мне и триста шестьдесят не дали, а этим, недобитым, более тысячи. Где справедливость?» — возмутился Мишка. Печень выплеснула в организм желчь ненависти. Глаза дрогнули и забегали, как у загнанного зверька, приобретая стальной оттенок. Мишка быстро оделся и вышел во двор. На лавочке сидели мужики-пенсионеры. Направляясь к ним, он сразу издали определил свою жертву. Подошел и с ходу: «Читали? Надо ж! Увеличили пенсию этим… — он сделал паузу, — инвалидам. — Прищурив колючие глаза, приблизился к сидящему инвалиду войны.

— Не стыдно тебе получать такую пенсию? — Павел Петрович непонимающе заморгал глазами. — Да! Да! Я тебе говорю, — и ткнул в грудь пальцем пожилому человеку. — Ты незаконно получаешь!» — «Почему же? — возмутился тот! — Я инвалид войны второй группы. У меня два ранения, одно из них тяжелое, контузия. Есть соответствующие документы». — «Ничего у тебя нет, ты купил эту инвалидность!» — «Пойди и ты купи, кто тебе не дает», — прошептал побледневший Павел Петрович. Бледность лица и растерянность пожилого человека воодушевили Мишку. Его глаза озарились победным, радостным блеском. Он торжествовал, наслаждаясь достигнутым успехом. Сделав свое гнусное дело, не обращая ни на кого внимания, загребая ногами опавшую листву, боком, словно скорпион, ужаливший свою жертву, двинулся к другой лавочке. Ночью Павлу Петровичу два раза вызывали «скорую помощь». Утром я зашел к нему проведать. Вид ужасный. Провалившиеся куда-то добрые, доверчивые глаза виновато глянули на меня. «Вот так вот! Завоевали! И пожаловаться некому на этого хама», — только и мог вымолвить он.

Декабрь 1992 года.

Как кум стал охотником