Рассказы

Священник поставил коробку, не спеша подошел, склонил голову и сказал, глядя в пол:

— Ну.

— Чего? — не поняла Манька.

— Какие грехи, рассказывай, — пояснил поп.

Он гримасничал, щупая языком больной зуб, скучал и думал о чем-то своем. Маньке исповедываться расхотелось, но поп ждал и она начала через силу:

— Значит, жила я не по заповедям, хотя не для удовольствия грешила, а по обстоятельствам, выкручивалась, как могла. Мужчин много имела без любви, за деньги. Молилась редко, в пост скоромное ела. Еще одной женщине смерти желала и мужа ее в грех ввела. Может, оттого он и помер прежде времени.

До Маньки вдруг дошло: а если так и было? Она испугалась, заплакала и тут услышала торопливое:

— Отпускаю тебе грехи твои, дочь моя. Аминь.

— И все? — изумилась Манька.

Столько маялась, терзалась, а все так просто?! Не правда это. Она недоверчиво поглядела на святого отца и устремилась прочь, даже не перекрестившись.

9

Манька долго шла вслед утоптанной тропинке по-над речкой, наконец в удобном месте спустилась к воде, присела на бережку.

— Травка, травка, — горестно качала головой Манька, лаская ладонью какие-то мелкие невзрачные цветочки и чувствуя себя виноватой, что не знает их по имени. — Травка, травка…

Пьяные слезы текли ей в рот. Она хотела что-то сказать или подумать, но мыслей определенных не было, только нежность к земле, к бегущему по ней муравью, к солнышку, ко всему, что она собиралась покинуть. Деток не народила, никто по ней не заплачет. С тех пор, как умерли мамка с папкой, никому она не нужна, никому. Одному Сереженьке, да и того уже нет…

Зачем снова маяться? И так жизнь ее была откушена с одного конца — без детства. Теперь и без любви. Дальше сил не хватало. И почудилось Маньке, что время остановилось. Ослепшая от слез, она не видела, как вошла в воду, только ощутила влагу в туфлях.

Это пробудило в ней воспоминание о том, как маленькой девочкой летом она бегала босая по дороге, вдоль которой лепилась вся деревня. Дорога была русская, то есть немощеная и вообще никакая, просто полоса земли, разбитая тележными колесами в пыль. Местами пыли набиралось по щиколотку. Днем пыль была горячей, вечером прохладной и щекотными червяками пролезала между пальцами ног. В дождь пыль становилась липкой и скользкой, как клейстер, а дорога непроезжей.

Дно реки оказалось илистым, ноги вязли, и Манька подумала: “Хорошо, надела лодочки с перепонками, а не то бы соскочили с ног”. Она шла медленно, и солнце било ей прямо в глаза.

Когда вода достала Маньке до подбородка и пора было тонуть, она вдруг поплыла, да не как-нибудь, а саженками, привычными с детства. К тому же неожиданно Манька вспомнила про диван. Новый, красный, месяц назад купила, какие деньжищи угрохала! Теперь он вроде и не нужен, а такой удобный, раскладной. Еще занавески тюлевые, не стиранные ни разу, Сергею Палычу нравились. Тоже, значит, не нужны.

“Обидно”, — вздохнула Манька, развернулась и поплыла к берегу.

Не из-за дивана, конечно. Не жаль ей было ни дивана, ни денег, а жаль только себя. Это думать легко — возьму и утоплюсь! А попробуй — духу не хватит. Почувствовала Манька, что не может так запросто и глупо сгинуть. Как ни велико свалившееся на нее несчастье, а жизнь все-таки лучше смерти.

Однако, похоже, не нам решать — жить дальше или нет.

На том месте, с которого Манька вошла в воду, сидел парень, смазливый, гладко причесанный, одетый по-городскому, в черную кожу с заклепками, и рылся в ее сумке.

— Не тронь, — сказала Манька, — в ухо дам.

В ответ раздался гнусный смешок.

У парня неестественно блестели глаза, он часто облизывал потрескавшиеся губы, над верхней примостилась застарелая болячка.

Манька отжала руками подол платья, села на траву и стала выливать воду из туфель.

— Ноги у тебя молодые, — удивился парень.

— Я сама не рухлядь, — разозлилась Манька. — Тридцатника нет!

— Для такой профессии многовато, — сказал парень.

— Для какой профессии? — не поняла Манька.

— Дура, что ли? У тебя на морде написано.

Манька тронула себя за лицо, наконец сообразила, о чем речь, и вовсе рассвирепела:

— А по твоей роже сразу видать, что подонок!

Парень будто не слышал, вывел из кустов крутой мотоцикл.

— Поедешь со мной? Ну!

— Чего нукаешь, не запряг пока, — продолжала огрызаться Манька.

— Еще не вечер.

Манька хмыкнула, подумала про себя: “Чем хуже, тем лучше”, — и полезла за спину к своей судьбе, которая наконец ее настигла.

— Давай, жми на газ, дави на эту жизнь, чтоб чертям тошно стало! — крикнула она с надрывом.

Мотоциклист ухмыльнулся:

— Станет.

Время подошло к концу.

10

А может, и не начиналось?

Маньку по осени нашли грибники в лесу аж под Котельничем. Узнать ее было трудно, да и кому узнавать-то? Об исчезновении никто не заявлял. Труп захоронили в безымянной могиле. Скоро холмик сровнялся с землей, его затоптали, и не осталось ни следа, ни памяти.

Третьего не дано