Рассказы

Но не одно только это зрелище заставило меня обратиться в безумное, судорожное бегство из лощины, даже хотя бы относительно не попытавшись извлечь утопленников. Истинный ужас заключался в том нечто, которое, с близкой дистанции, я принял за кольца медленно движущегося и поднимающегося тумана. Это не было испарением, ни чем-либо еще, относящимся к материальному миру — эта пагубная, фосфоресцирующая, бледная эманация[10], окутавшая всю местность передо мной, словно беспокойно и голодно колеблющееся продолжение ее очертаний — фантомная проекция белесой похоронной ивы, гибнущих ольх, рогозов, застойной воды и самих жертв суицида. Пейзаж был виден сквозь это вещество, как сквозь пленку; но местами оно будто бы свертывалось и постепенно утолщалось, с какой-то нечестивой, отталкивающей активностью. Из этих сгустков, как будто извергнутые окружающими испарениями, передо мной материализовались три лица, состоящие из того же неосязаемого флюида, что не был ни туманом, ни плазмой. Одно из этих лиц, казалось, отделялось от ствола призрачной ивы; второе и третье извивались кверху от бурлящего водоема, где их тела бесформенно покачивались среди редких сучьев. То были лица старого Чэпмена, Фрэнсиса Эмбервилля и Эвис Олкотт.

За этой жуткой, призрачной проекцией злобно проглядывал истинный пейзаж с той же инфернальной, вампирической личиной, которая была на нем при свете дня. Но теперь уже он не казался статичным — он весь пульсировал злокачественной тайной жизнью — он тянулся ко мне своими осклизлыми водами, своими костлявыми древесными пальцами, своими спектральными лицами, что были изрыгнуты гибельной трясиной.

Даже ужас замерз внутри меня на мгновение. Я замер, наблюдая, как бледное, нечестивое испарение разрастается над лугом. Три человеческих лица, посредством дальнейшего перемешивания клубящейся массы, стали приближаться друг к другу. Медленно, невыразимо, они слились в одно целое, превратившись в андрогинный[11] лик, не молодой и не старый, что растаял, наконец, в удлиненных призрачных ветвях ивы — в руках древесной смерти, что протянулись навстречу мне, дабы схватить. Тогда, не выдержав дальнейшего зрелища, я бросился бежать.

Осталось еще кое-что добавить, хотя ничто, что я могу присовокупить к этой повести, ни на йоту не способно преуменьшить ее отвратительной тайны. Лощина — или та тварь, что обитает в ней — уже захватила три жизни… и я иной раз задаюсь вопросом, последует ли четвертая. Я, по всей видимости, единственный среди живущих, раскрыл причину смерти Чэпмена, а также Эвис и Эмбервилля; и более никто, судя по всему, не ощущал пагубного гения того луга. Я не возвращался туда после того утра, когда тела художника и его спутницы были извлечены из болота… и я не решаюсь уничтожить или иным образом избавиться от четырех масляных картин и двух акварелей с видом луга, что написал Эмбервилль. Возможно… несмотря на все, что сдерживает меня… я посещу его вновь.

Перевод: Элиас Эрдлунг

Двойная тень [12]

Через три года после того, как Харпетрон стал учеником мага Авикта, тому в руки попала испещренная странными письменами пластина, которая принадлежала некогда Змеиному народу. Долгое время маг пытался прочесть ряды странных знаков. В конце концов ему это удалось. И хотя цель заклинания магов Змеиного племени оставалась неясной, Авикт решил испытать его. Он не предполагал, чем закончится этот опыт…

“THE DOUBLE SHADOW”, 1933

Те, кто знал меня в Посейдонисе, называли меня Фарпетроном, но даже я, последний и самый способный ученик мудрейшего Авиктеса, не ведаю, под каким именем суждено мне встретить завтрашний день. Вот почему я пишу эти торопливые строки в свете мигающих серебряных ламп, в доме моего учителя над шумным морем, брызгая достойными волшебника чернилами на серый, бесценный, древний драконий пергамент. А закончив, я запечатаю страницы в трубку из орихалка и выброшу из высокого окна в море, ибо боюсь помыслить, на что обречет меня судьба, если написанное пропадет втуне. И может статься, моряки из Лефары, проходя в Умб и Пнеор на своих высоких триремах, найдут эту трубку или же рыбаки выудят ее из пучин своими неводами. И, прочитав мое повествование, люди узнают правду и начнут остерегаться, и нога человека больше никогда не ступит под своды бледного, проклятого демоном дома Авиктеса.