Рассказы

– Мне больно видеть, – с жаром продолжал Леонид Цимбал, не давая себя перебить, – что вы пропускаете такие богатые возможности. Другой бы на вашем месте – какой-нибудь мелкий румынский арап из Констанцы – уже давно построил бы себе в Аркадии шикарную дачу или в крайнем случае положил в банк пару-другую тысяч рейхсмарок. Вы со мной согласны?

Глаза агента еще более забегали под кривым пенсне, желтые зубы оскалились, и он сказал глуховатым голосом:

– Что же вы мне предлагаете?

– Вот! Наконец я слышу настоящие мужские слова! – воскликнул Леонид Цимбал с восхищением. – Хотите иметь шикарную дачу в Аркадии? Тогда идите сюда!

И он снова подхватил агента под локоть, потащил его еще дальше и, наконец, почтительно впихнул в пролом какой-то ракушечной стены, разрушенной взрывом. Они очутились среди развалин, поросших бурьяном, из-под которого блестело на солнце битое стекло. Жирные осенние мухи жужжали и ползали по листьям паслена. Испытывая сильнейшее желание взять агента руками за индюшечью шею, стукнуть головой о камни и придушить на месте, Леонид Цимбал заставил себя сделать преданное лицо и сказал, воровато оглянувшись:

– Будем говорить как джентльмен с джентльменом. Есть шанс крупно подработать. Пароход «Фердинанд». Зафрахтован румынским интендантством под перевозку двух тысяч тонн зерна из Одессы в Констанцу. Срочная погрузка. Ну? Вы поняли мою мысль?

Глаза Леонида Цимбала сверкали вдохновением. Агент, кряхтя, вытирал носовым платком мокрый нос, и на лице его было написано крайнее умственное напряжение.

– Нет, я вижу, что вы не поняли моей мысли, – огорченно вздохнул Леонид Цимбал. – Вдумайтесь в эти слова: «Две тысячи тонн» и «Срочная погрузка». Теперь вам понятно? Еще не понятно? Не какая-нибудь погрузка, а срочная. Подчеркиваю! Почему срочная? Потому, что румынское интендантство заинтересовано как можно скорее перекачать зерно из Одессы в Констанцу, на свои, румынские склады. Вы меня спросите: почему? Я вам отвечу: потому, что румынское интендантство боится, что нагрянет немецкое интендантство и перехватит у него из-под носа две тысячи тонн советского зерна. Теперь вам ясно? Румынское интендантство готово носом землю рыть, лишь бы в самом срочном порядке погрузить зерно. Никаких денег не пожалеет! Улавливаете мою мысль?

– Ну, ну! – нетерпеливо сказал агент, перебирая ногами, как лошадь, почуявшая запах овса. – И что же дальше?

– Домнуле! Вы меня удивляете! – воскликнул Цимбал-Кухаренко. – Вы дитя! Идите в управление порта и проявляйте частную инициативу. Пока еще не поздно, берите подряд на погрузку «Фердинанда». Дайте им гарантию, что вы беретесь произвести всю операцию одной моей артелью за трое суток, и берите с них аккордно по четыре марки с тонны за срочность. Они дадут! А если будут торговаться, уступайте за три марки с тонны – и пусть подавятся. Подписывайте любую неустойку. Я вам отвечаю за своих орлов! – При слове «я» Цимбал с такой силой ударил кулаком в свою выпуклую, могучую грудь, обтянутую пропотевшей тельняшкой, что агент даже слегка вздрогнул. – Я вам отвечаю! В крайнем случае я еще подберу себе в артель десяток-другой могучих мальчиков. И погрузка будет закончена в три дня, как из пушки! Дважды четыре – восемь и три нуля, итого восемь тысяч марок. Тысяча марок артели, остальное – вам. Семь тысяч оккупационных марок! Вас это устраивает?

Агент дрожащей рукой вытер под воротником кителя вспотевшую шею. Он пронзительно посмотрел в глаза Леонида Цимбала и севшим голосом сказал:

– Пятьсот!

– Чего пятьсот!

– Пятьсот марок – вам, остальное – мне.

Леонид Цимбал отступил на шаг и всплеснул руками:

– Домнуле агент, побойтесь бога!

– А риск? Кто рискует – вы или я?.. Кто подписывает неустойку? Вы или я? Я рискую. Я подписываю.