Нильс посмотрел вниз, на реку. Увидел плывущие бревна.
Тут и глазом моргнуть не успеешь, как убьет… стоит только зазеваться.
Он вздрогнул. Подумал о скорой встрече с мертвым отцом. О своей горькой доле. Что толку теперь было в его напускной важности?
Постоялого двора поблизости не оказалось, и Нильс зашел в первый попавшийся дом и попросился на ночлег. Ему сказали, что часто пускают к себе переночевать.
Нильс заметил то, чего не было раньше: он находился уже так близко к погибшему, что сюда как бы долетало дыхание несчастья. Оно наложило свой отпечаток на всех в округе. Его не скоро здесь забудут. В этой уединенной долине, где жило так мало народа, привыкли ценить каждую человеческую жизнь.
Нильс сел.
Люди, находившиеся в комнате, сразу догадались, кто он. Его уже ждали.
— Ты, случаем, не сын погибшего сплавщика?
— Сын.
Дети встрепенулись и вытаращились на него из углов. Они были совсем маленькие и цеплялись друг за дружку, боясь пошевелиться и тем самым нарушить торжественность обстановки.
— Тебя уже ждут, — сказала хозяйка. Как будто поделилась с ним тайной. Он не нашелся что ответить. Его ждут. Вся эта торжественность из-за него.
Он видел, что хозяйка подает на стол самое лучшее из своих запасов. Ему было не по себе от этого торжественного приема. Так и подмывало сказать: я пошутил, никакой я не сын погибшего!
Интересно, как тогда повели бы себя дети, прячущиеся по углам?..
Но он не решился на такое. Это был бы грех по отношению к отцу. А потом неприятное чувство прошло. Нильса вдруг разморило. Точно он ввалился с мороза в дом, и сразу к печке. Разморило, все стало безразлично, глаза слипались. И само собой исчезло все, что прежде он гнал от себя. Здесь было светло, сытно, покойно. Прямо из-за стола его отвели в комнату для гостей. Видимо, он устал с дороги и измучен тревожными мыслями, вот ему и кажется все таким торжественным и мерещатся внимательные глаза вокруг.
Глупости! — сказал он сам себе. Просто я совсем растерялся. Видели бы меня сейчас мои родные, которые надеются на меня.
Проводив его в комнату и пожелав покойной ночи, хозяйка спросила:
— Ты старший?
— Да.
— Значит, придется тебе все взять на себя.
Похоже было, что она верит в его силы. Ему очень хотелось поговорить с ней, но язык не ворочался. Все равно не выскажешь того, что накипело в душе.
Наутро все предстало перед ним в ином свете. Дом ожил и теперь шумел, не приглушая голосов. Люди вступили в новый день, отогнав от себя призрак смерти. Однако случай со сплавщиком был еще свеж у них в памяти и в любую минуту мог напомнить о себе.
Пришел автобус, и Нильс сел в него, чтобы подъехать до места. Сегодня, как и вчера, ярко светило солнце, бурлила река. Клубилась из-под колес пыль на просохшей дороге. И по всей долине работали в поле люди. Пора начинать сев и у них в усадьбе. Время не ждет.
Нильс спросил шофера, можно ли ему вечером отвезти на этом автобусе гроб.
— Конечно, можно.
Шоферу чего только не приходилось возить.
Нильсу показали, где лежит отец. Это была огромная усадьба с красными хозяйственными постройками. Когда она вынырнула из-за поворота, Нильс первым делом отыскал глазами сеновал.
Приняли его радушно. В доме был покойник, а это смягчает сердца.
— Мы тебя ждем, — сказали ему.
Он вздрогнул: его всюду встречали этими словами. Ему хотелось пожать им за это руки.
Как все произошло? Обычная история: его отец разбирал затор. Разобрать-то разобрал, да одно бревно угодило в него. Это случилось возле самой усадьбы. Потому его и принесли сюда.
Нильс слушал рассказ, а сам думал о том, что его здесь ждали. Мы тебя ждем, сказали они. Взрослые еще никогда не говорили ему таких слов. Для Нильса они были как письмена на стене.
Один из мужчин, по-видимому хозяин, спросил:
— Хочешь на него посмотреть? Мы откроем гроб.
— Да, — пересилив себя, сказал Нильс.
Хозяин был в летах; Нильсу почему-то показалось, что он одинокий человек.
— Пойдем на сеновал, он там.
Совсем как у нас дома, подумал Нильс. Хорошо, что здесь тоже существует этот добрый обычай.
Крышку с гроба сняли, и Нильс увидел отца. Ему стало жутко. Точно все происходило в страшном сне. Лицо покойника было какого-то неестественного цвета. Нильс никогда его не забудет. К тому же лицо не было изуродовано, а этого Нильс не ожидал.
— Куда его ударило?
— В спину.
— Ясно…
— Позвоночник перебит в трех местах.
— Ясно, — повторил Нильс.
Нет уж, пусть лучше закроют крышку, подумал он, чувствуя, что у него подкашиваются ноги.
— Закрыть?
— Да.
— Ты что, первый раз видишь покойника?
— Да.
— А я на своем веку много повидал, — сказал старик. — Чего их бояться?
Крышку положили на гроб и привинтили. Только тогда Нильс набрался храбрости спросить:
— Сколько я должен за гроб?
Старик ответил. Он был готов к этому вопросу.
— Я скоро расплачусь, — сказал Нильс и с горечью подумал: что может быть тяжелее, чем просить в долг гроб?
— Ты старший?
— Да.
— Ну что ж, поглядим, как ты управишься…
Старик замолчал. Нильса охватила дрожь. Помоги мне! — мысленно обратился он к старику, скажи что-нибудь в утешение! Если б ты знал, как невыносимо…
Старик понял.