Баррикада — поваленные вагоны, флаги, проволока, фигурки, расхаживающие с заткнутыми за пояс пистолетами и шпагами, — всё это показалось ей нелепым сном. Оглянувшись кругом, она увидела Володю, мрачно стоявшего в стороне. Преодолевая мучительную робость, она направилась к нему. Он должен был дать ей решительный ответ.
— Солдаты! — крикнул опять с противоположной стороны часовой. Обрадовавшись препятствию, Соня повернула и начала карабкаться на вагон.
Из соседнего переулка, шагов за сто, не больше, ровно и скучно выдвигались серые фигуры солдат, с ружьями в руках и с шинелями через плечо. Они становились поперёк улицы, пока не перегородили её всю. Толстый офицер, животом вперёд, побежал по рядам.
Соня с недоумением смотрела на эти манёвры. Оглянувшись, она увидела недалеко от себя Володю, который стоял, держась рукой за красный флаг.
— Господа! — проговорил кто-то сзади. — Эти солдаты странно ведут себя.
— Товарищи! — крикнул уверенный голос. — Я знаю этот полк. Он не будет стрелять.
— Товарищи! — неожиданно воскликнула, влезая на вагон, Головастик. — Я предлагаю кричать солдатам ура.
— Ура! Солдаты, ура!.. — подхватили голоса кругом. Стоявшие внизу дружно поддержали крик и полезли вверх. Закачались красные флаги. Как белые птицы, порхали платки. Перекатывалось нескончаемое: — Ура-а-а!..
И вдруг звонко и резко с угла долетело: Та-ра-та-та! — и беспощадным клином врезалось в кучу нестройных звуков. Трубила труба. Черневшие от любопытных балконы и окна домов стали пустеть и закрываться ставнями, делаясь белыми, точно от ужаса.
— Стреляют!.. — отчаянно крикнули рядом с Соней. Её сбросило с вагона на доски и потом вниз. Она встала на четвереньки. Кто-то перекувыркнулся через неё и сбил с головы шляпу, которую она подхватила рукой. Она села и повернулась, чтобы найти Володю. Он махал, стоя на вагоне, красным флагом и отчаянно кричал:
— Солдаты! Не стреляйте! Мы ваши братья!..
Что-то ударило, с визгом сбив кучу щепок и пыли. Как во сне, Соня увидела, что Володя оступился, сел на доски и вместе с флагом поехал вниз.
В двух шагах от неё, длинный в жокейке, стоя одной ногой на бочке, а другой на вагоне, палил из револьвера, прищёлкивая в такт рукой и весело кричал: «Ура, пролетарии! Долой тиранов!»
Соня кинулась к Володе и вцепилась ему в плечи. Он не дышал и у него была кровь на шее и кровь во рту. Другое, страшно знакомое лицо смотрело на неё рядом широкими глазами. Соня очутилась в густой толпе, которая понесла всё, как щепку. Опять ударило и завизжало. Её сдавило, подняло на воздух и начало носить вперёд и назад. Перед ней мелькнул свободный переулок и она почувствовала страшную боль.
Тогда она пришла в себя. Кругом кричали дикими голосами. Она тоже кричала изо всех сил, кидаясь назад, и что-то рвало и жгло её руки. Она поняла, что это колючая проволока. На один миг образовалось пустое пространство. Соня легла, доползла на животе, вскочила и пустилась бежать.
Сзади обрушился новый треск. Баррикада отвечала маленькими ударами, которые звучали: пах-пах-пах!.. Тянул пороховой дым.
Соня кинулась по переулку к первым воротам налево, пробежала по двору, поднялась зачем-то по лестнице на третий этаж и остановилась перед запертой дверью. Она вдруг поняла, что широкими глазами смотрела на неё, лёжа на земле, Головастик. Стало быть, её тоже убили. Сейчас же спустившись вниз. Соня бросилась назад, к воротам.
От баррикады бежали уже кучками. Около сваленной проволоки лежало несколько человек. Один полз и громко стонал: А! А!..
Соня побежала туда.
— Головастик! Наташа! — отчаянно звала она и, оглянувшись, увидела около аптеки, совсем близко от себя, солдат. Оглушительно ударил выстрел. С баррикады опять застучало: пах-пах-пах!
Стремглав Соня кинулась назад и опять заскочила в ворота.
— Детки мои, бедные детки!.. — сокрушалась толстая женщина. — Такие молоденькие и против солдат!..
Худой, как кощей, сапожник с ремешком на голове выскочил из-за её спины и, размахивая руками, закричал:
— Кровопийцы!.. Детей бьёте!.. В детей стреляете!..
— А они горохом палят? А они солдат не бьют? А? Ты чего тут крикун такой нашёлся! — кинулся на него другой с налитыми глазами, в картузе. — Так их, жидовское отродье, и надо! Всех перебить, перевешать. Бунтовать вздумали!..
Со звоном брызнули осколки разбитого шальной пулей фонаря. Поднялся визг. Вцепившись в сапожника, толстая женщина тащила его назад.
— Не попал, мерзавец!.. — вопил он, прячась в ворота и, схватившись за голову, начал причитать:
— Дети! Зачем нас не позвали! Зачем нам не сказали!..
— Мы же ждали вас! — крикнула ему Соня. — Отчего рабочие не пришли?
— Ах! — воскликнул сапожник. — Барышня! Детка моя! — и, схватив её руку, хотел поцеловать. — Господи! И вся ручка в крови…
Соня вырвала руку и начала неудержимо рыдать. Кто-то дёрнул её за плечо. Это была бледная и дрожащая Наташа.
— Соня! Бежим! Бежим! — твердила она.
Оглянувшись, Соня увидала чёрный отряд городовых которые, с револьверами в руках, бросились к соседним воротам.