Макар прислонился грудью к забору, так что жерди треснули и подались. Неслышно ступая босыми ногами, Варвара подошла и остановилась в двух шагах. Она стояла, опустив руки и потупив голову, и оба они смотрели друг на друга и не знали, что сказать. Только что сейчас у Макара было на душе столько, что говорить хватило бы, кажется, на целую ночь, — теперь исчезло всё. Судорога перехватила горло, и на глазах закипали слёзы. Он сказал только:
— Варя! — и стиснул руками жердь.
Опускалась темнота, сливая в чёрное дворы, бани, деревья и кусты, вдалеке скрипели калитки, мычали коровы, переговаривались голоса, и около овина, где стоял мрак, два измученных голоса вели тихий разговор.
— Зачем пришли, Макар Васильич? Не надо!.. — говорил, прерываясь от волнения, женский голос.
— Не стерпел я, Варя… Надо было повидать.
— Не нужно этого, — шёпотом говорил женский голос. — Грех.
— В чем грех-то? Что люблю-то тебя? Нет тут никакого греха. Подойди, Варя, ближе!
Треснула и подалась изгородь. Из темноты смотрели два глаза, и точно сила какая-то шла от них и тянула Варвару, так что подкашивались колени, и вихрь гнал её вперёд. Она ступила шаг и перехватила руки.
— Елену избил. Совсем было зашибить хотел. Да остановился. Вспомнил, что мать она тебе. Видели нас с тобой. Знают, будто. А что знать-то? Что меж нас было?
— Матушка утресь приходила к нам. Шибко бранилась. Свекрови всё рассказала, срамила меня. Григорию бить меня велели, да не посмел. Из усадьбы девчонка видела нас с вами.
Треснула и рассыпалась в темноте гнилая жердь.
— Разлучены мы с тобою, Варя, как два цветочка с одного стебелька. Растоптаны оба. Не жить нам друга без друга… Подойди, люба, ближе. Дай на тебя взглянуть.
— Не надо этого, Макар Васильич! — весь пронизанный светом, отвечал женский голос. — Грех эти мысли.
— Что ты затвердила: грех да грех! Никакого греха нету. Старые бабы брешут да дураков пугают. Подойди, Варя!..
Что-то стукнуло вдали у дворов. Варвара вздрогнула и оглянулась:
— Пойду я…
— Подойди ближе, Варя! Не бойся. Хочу сказать тебе что-то. Да подойди же!
Колеблясь, Варвара ступила шаг. Перегнувшись, Макар схватил её за руки, притянул и зашептал:
— Дело одно мы затеваем, Варя. Может, денег достану. Уедем тогда с тобой!
— Какое дело-то?
— Долго говорить. И верю я сам и не верю. Клад один. Записка есть у Стёпки-Колокольца. И место и всё. Всё как есть указано.
— Брехун ведь он, Колоколец-то!
— Нет, тут не брешет. Всё как есть правильно. Может, и выйдет. Накопаем золота, уедем мы с тобой, Варя! Подойди, люба, ближе.
Варвара высвободилась из его рук и шёпотом сказала:
— Невозможно это, Макар Васильич.
— Что ты мне всё одно твердишь! Что невозможно? Так и будешь с сопляком своим всю жизнь мучиться?
— В монастырь пойду…
— Да будет! — крикнул Макар и, неожиданно перескочив через изгородь, обеими руками схватил Варвару. Охнув, она вся прильнула к нему, но сейчас же, изогнувшись дугой, толкнула его в грудь и с криком забилась в судорогах на земле.
А у Макара снопом брызнули из глаз искры, и он едва не свалился с ног. От нового удара он встал на четвереньки, но повернулся, ударил кого-то ногой так, что тот крякнул, вскочил, вырвал из забора жердь и переломил её на чьём-то боку. А в следующий миг птицей перелетел через забор и пустился бежать. Он слышал за собой ругань и топот ног, и в темноте блеснуло, ударило и, раскатившись по полям, гулко отдалось за рекой.
У себя на дворе Макар отдышался, вытащил из колодца бадью с водой и намочил разбитый затылок. На него напали Гришка, Варварин муж, и Михайла. Третьего он не успел заметить. «Должно быть, Яшка из усадьбы. Елена подстроила! — мелькнуло у него в голове. — Не иначе, как она. Ну, погоди!.. — Но сейчас же все его мысли вернулись к Варваре. — Что с ней? Отчего её бросило на землю и стало ломать? Будут её бить или не будут?»
Макар уселся на бревне в углу двора, чтобы его не заметила Елена. Боль волнами ударяла в затылок, и вместе с нею вставало отчаяние:
«Срам-то какой! По всей деревне пойдёт… Эх, взял бы Варю на руки, как птичку, ушёл бы на край света и пестовал там!» — И сам собой из отчаяния поднимался косматый зверь и гнал прочь робость и страх.
Макар сидел на бревне, опустив голову, уронив руки с колен, глядел в темноту и делался страшен самому себе.
Через полчаса он встал, поднялся в сени, выдернул из стены топор, заткнул его за пояс и пошёл. Решительными шагами завернул на главный порядок, дошёл до избы Лаптевых и остановился под окном.
В оконцах горел свет, и изнутри слышался сильный шум: сразу кричало и ругалось несколько мужских и женских голосов. Макар прислушался напряжённо, раскрыл калитку, вошёл в сени и распахнул дверь. Косматый зверь поднялся в нём на дыбы.