Рассказы

— Кто-кто, а вы ей были настоящий друг. Да, наша Эллен золото, а не человек, смолоду мы с ней вволю погуляли, — и глаза ее заволоклись слезами.

Но самую блистательную победу Томас одержал над Леном. Лен, не столь невежественный и простодушный, как остальные, отнесся к Томасу не без подозрения: с чего бы его сверстнику так разливаться соловьем? Неловкий, скованный Лен в отличных серых фланелевых брюках и ладном спортивного покроя пиджаке являл собой разительный контраст с облаченным в лоснящийся синий парадный костюм дядюшкой Джеком; пока остальные родственники в умилении развесили уши, он серьезно и недоверчиво разглядывал Томаса. Но наконец и его проняло, и пройдя через всю комнату к Томасу, он пожал ему руку.

— Огромное вам спасибо, старина, — сказал он, — за все, что вы сделали для нашей Эллен.

Томас чувствовал себя триумфатором — ему удалось причислить Эллен к лику святых и оправдаться перед собой — значит, какое-то время он может жить спокойно, пока отвращение к себе не перетолкует эту сцену на самый издевательский, оскорбительный лад.

Томасу сильно повезло, что последний член семьи Эллен — ее старшая незамужняя сестра Лотти — его не слышала: ее пронять было бы не так легко. Кстати сказать, никто не заметил, как Лотти появилась в доме, именно потому, что все затаив дыхание слушали хвалебную речь Томаса в честь Эллен. Первой столкнулась с этой сухонькой старушкой с ног до головы в черном Констанс. Она полоскала рот, когда Лотти внезапно возникла в ванной. В самый разгар суматохи Констанс — что было крайне для нее характерно — приспичило полоскать рот. Поначалу она решила, что старушку прислала сиделка, но та сразу представилась:

— Здравствуйте, я мисс Гилмор, Лотти Гилмор, сестра Эллен, — и по ее сдержанно-уважительному тону Констанс поняла, что отныне Лотти возьмет бразды правления в свои руки. А ведь ей куда больше подходит имя Эллен, а Эллен — Лотти, подумала Констанс. — Уж вы, пожалуйста, проведите меня к сестре, — сказала Лотти и сразу же засыпала Констанс вопросами: чем и как болеет сестра, что говорит врач, чем занимается сиделка. Ответ на последний вопрос ее не удовлетворил, и она в знак недовольства пощелкала языком, но в заключение сказала только: — Еще счастье, что все были дома, когда с Эллен эта напасть случилась. Но уж больше мы вас не побеспокоим — раз родня здесь, за ней есть кому ходить.

Констанс с испугом, но и не без злорадства предвкушала, каким ударом для Кэтрин будет появление Лотти.

Когда они вошли к больной, Кэтрин, конечно же, стояла у кровати с грелкой, которую держала, как держат винтовку на караул.

— Это моя дочь, — сказала Констанс.

— Добрый вечер, мисс, — поздоровалась Лотти и, подойдя к Эллен, метавшейся в жару по постели, сказала: — Ну полно, полно, Эллен, что ты так убиваешься, что так растревожилась, это я, Лотти, — и, неодобрительно прищелкивая языком, взбила подушки по-своему. Эллен было очнулась, узнала сестру, и ее лицо просияло блаженной детской улыбкой. — Ишь, как она, болезная, родне-то радуется, — сказала Лотти. — Недаром говорится: семья вместе — и душа на месте.

Но Эллен тут же заерзала по постели, бессвязно забормотала.

— А уж как бедно-то мы жили, — казалось, бормотала она, и Лотти ласково подхватила:

— Правда твоя, голубка, беднее не бывает, да теперь-то что попусту убиваться?

И все же, когда Кэтрин стала наседать на Лотти с просьбой объяснить, что порывается сказать больная, старушонка сказала только:

— Да у нее памороки, мисс, так несет невесть что. Теперь уж ей недолго осталось. А все колготится — умирать не хочет. Она еще смирная, а бывают такие, что с ними и вовсе сладу нет. — И совсем другим, властным тоном добавила: — Уж вы пошлите моего племянника за сиделкой, да и сестре моей передайте, чтобы шла сюда, — и со словами: — А за этим, мисс, я сама пригляжу, — забрала у Кэтрин грелку.

Констанс, Кэтрин и Томас, после того как им дали понять, что их присутствие нежелательно, в ожидании дальнейших событий собрались в холле. Сиделка сообщила им, что конец близок, один раз на верхней площадке показался Джек и попросил коньяку, не уточняя, для кого он нужен. Казалось, Грэмам намекали, что они свое дело сделали и больше не нужны, но вот на площадке показалась Лотти собственной персоной.

— Вы уж поднимитесь, — обратилась она к Констанс. — Эллен зовет.

Когда Констанс вошла в комнату, она увидела, что Эллен вырывается из рук сиделки, по ее полыхающему лицу ручьем катятся слезы; едва Констанс приблизилась к кровати, как Эллен вцепилась в нее и обеими руками притянула к себе.

— Родимая моя, одна ты у меня, — бормотала она.

И отупевшая, бесчувственная Констанс обнимала старуху до тех пор, пока та не отошла…