Рассказы

— Вы ничего не поняли, жаль. Попытаюсь объяснить. Речь идет не о ваших деяниях, а о вашей душе. Ваше первое, человеческое «я» — карлик в руинах былого величия. Ваше второе «я» — рыцарь-защитник всех карликов. Благородно, конечно, но для наших целей недостаточно. Ни в первой, ни во второй ипостасях вы нам не нужны. По закону вас следует вернуть в Колесо Жизни, причем на более низкий уровень. И все начнется сначала.

— Значит, все уже решено?

— Не совсем. У вас есть выбор.

— Какой?

— Третья ипостась. Вы должны найти ее в себе. Станьте тем, кто построил город и начертал руны. Верните себе былое могущество. Иначе ваша борьба бессмысленна.

— Сколько у меня времени?

— Вся вечность. Но у ваших друзей на Луне его осталось не так уж много, а вы ведь хотите им помочь, верно?

33. Игорь Белкин

В очередной раз я плюнул против ветра.

Получив информацию из первых рук, быстренько обработал ее, выделив наиболее важные моменты, и получилась прекрасная статья

— гимн современной науке и отповедь суевериям.

Честно говоря, мне просто не хотелось, чтобы «Лунная радуга» — газета, которой я отдал несколько лет жизни, участвовала в общем мракобесии. По этому поводу редактор устроил мне нагоняй. Оказывается, по данным социологических опросов, наука народу не нужна, а излишнее умствование может нанести травму чувствительной душе обывателя.

Что ж, пускай. Я не стал спорить. Механически вернулся на свое рабочее место и уставился в темную пустоту монитора, словно в окно в грядущее. Мысли были разные. Первая и наиболее легко осуществимая — бросить все и вернуться на Землю. Там, конечно, тоже не сахар, но тем не менее… А здесь нас все равно разгонят к чертовой матери или заставят писать какой-нибудь бред. Уже сейчас куча желающих этим заниматься. Жаль, редактор этого не понимает. Уж больно прост, одно слово — американец. Целая страна не заметила, как развалилась. Мы-то это сто лет назад прошли…

Однако собирать вещи я не спешил, а вместо этого взялся за свою картотеку. Речь шла о письмах читателей, небезразличных к моим статьям. Письма, конечно, были разные — одни за здравие, другие за упокой. Судя по последним, я давно уже попал в «черный список» тех, кому при новой власти придется несладко. А те, что поддерживали меня, могли пригодиться. Не письма, конечно, а люди.

Не занимающие никаких постов, не вошедшие ни в какие партии, разобщенные, смутно ощущающие приближение беды и ищущие, с кем поделиться. Молодые и старики, рабочие и служащие, бизнесмены и интеллектуалы…

У меня захватило дух: я понял, что можно сделать. И вместе с тем это означало перейти невидимый Рубикон, из пленника истории стать ее творцом. Но разве не об этом я мечтал всю жизнь?

34. Шериф Кеннеди

— Нет, — сказал я. — Никаких незаконных вооруженных формирований. Иначе будете иметь дело с полицией. Даже не думайте.

Я стоял лицом к окну, чтобы не смотреть Белкину в глаза.

Стыдно сказать, но я дошел до того, что в каждом встречном видел тайного агента и все время ожидал каких-то провокаций. Когда психопаты правят бал, и сам потихоньку становишься с приветом.

— Но почему? Не будьте бюрократом, — в голосе журналиста звучала досада. — Если плохие парни хорошо организованы, всем хорошим парням тоже надо объединиться, — помолчав немного, он добавил: — Это не я сказал, а Лев Толстой.

— Неужели? А я решил, что вы боевиков насмотрелись.

— Послушайте, люди Хэрриша наглеют с каждым днем. Против этих «вооруженных формирований» вы ничего не имеете?

— Они вполне законны.

— Да бросьте! Вы прекрасно знаете, какое давление было оказано на Совет. Это просто насмешка над демократией.

— Закон есть закон.

В этот момент я, должно быть выглядел тупым самодовольным кретином. Собственно, многие меня таким и считают. Иногда это даже бывало полезно, но не сейчас.

— Скажу вам только одно. Пока я шериф, я буду защищать закон — даже от вас.

Журналист неожиданно улыбнулся.

— А если вы не будете шерифом?

— Тогда и поговорим.

— Заметано! — Белкин заговорщицки подмигнул мне.

— Вон! — прорычал я. Терпеть не могу фамильярностей от малознакомых людей.

Хотя кое-какие мысли он во мне посеял. Я не слишком обольщался на свой счет в случае победы оппозиции, но полагал, что до конца исполню свой долг. Теперь я видел, что конец этот может легко перейти в начало. Там, вероятно, соберется кучка романтиков-идеалистов, не знающих, с какого конца держать излучатель. Человек с моим опытом будет просто необходим.

Пожалуй, Лев Толстой был прав.

35. Майкл Петрович

Вот и настал он — последний день, когда ничего уже нельзя изменить. Когда изнурительная гонка должна смениться тоскливым ожиданием. Еще вчера ты вновь и вновь пытался достучаться до чужих умов и сердец, а сегодня у тебя связаны руки. Осталось выполнить свой — возможно, последний — гражданский долг.

Помнится, в прошлый раз я сомневался, этично ли голосовать за самого себя. Но в глубине души, должно быть, лукавил. Теперь вопрос уже не стоял. Потому что решалась не моя личная судьба, а судьба всего этого маленького мирка, что стал нам так дорог.