Член экипажа, стоявший у шлюза, узнал меня и вновь повернулся лицом к зарослям, окружавшим корабль. Слабый ветерок едва ощущался, но даже через поляну был слышен звон колокольчиков.
Я побежал в сторону долины, и звук усилился.
Это было в стороне от тропы, но я знал дорогу. Я осторожно пробирался между высокими кустами и остановился, только когда добрался до знакомого мне места. Передо мной был крутой обрыв, а далеко внизу долина, сплошь покрытая кустарником, склонившимся под тяжестью блестящих стручков. Я ждал затаив дыхание, наконец ветер усилился, и началось.
Звон колокольчиков невозможно описать словами. Другие пытались сделать это, но не смогли, а я не поэт. Нужно услышать эту музыку и понять, а один раз услышав, невозможно забыть. В долине были тысячи кустов, усыпанных стручками, она звучала, как огромный резонатор. Звук поднимался наверх волной, множество нот, все, какие только возможны, вместе и по одной, сливались, переплетались в бесконечном разнообразии мелодий. В этой музыке были все звуки, все, какие только могли быть.
Чья-то рука опустилась на мое плечо, и я открыл глаза. На меня смотрел Хольман.
— Джон!
— Оставь меня в покое. — Я сбросил его руку. — Зачем ты вмешиваешься?
— Уже поздно, — сказал он. — Я начал беспокоиться. — Он взглянул вниз, на долину, и я понял, что он имел в виду. — Пойдем на корабль.
— Нет, — я шагнул в сторону. — Оставь меня в покое.
— Не дури, — сказал он хриплым от злости голосом. — Сколько раз я должен повторять тебе, что это — иллюзия?
— Какое это имеет значение? — Я посмотрел на долину. — Я верю в это. Он живет где-то там, внизу. Я слышу его голос.
— Иллюзия, — повторил Хольман. — Мечта.
— Так считаешь ты, но это все, что у меня есть. — Я взглянул на него: — Не беспокойся, я верю тебе.
— И надолго хватит твоей веры? — Он выругался грубо и зло. — Черт возьми, Джон, прекрати травить себя. Твой сын уже пять лет как мертв, твоя бывшая жена снова вышла замуж. Давно пора вернуться к работе и перестать растрачивать себя понапрасну.
— Да, — я шагнул в сторону корабля. — Работа. Меня будут искать.
— Да не об этой работе речь, о твоей настоящей работе. Нужно делать то, чему ты учился, а не нянчиться с кучей туристов. — Он обнял меня за плечи и заглянул в глаза: — Когда-нибудь ты попытаешься забыть, что это иллюзия. Когда-нибудь ты решишь, что это реальность. Может, мне нужно рассказать тебе, что тогда произойдет?
— Нет, — я посмотрел вниз. — Не нужно.
— Пора образумиться, Джон, — сказал он устало. — Ты должен вернуться к своей научной работе. Какую пользу ты приносишь здесь?
Этот довод был не нов, я слышал его много раз, но как я мог это сделать? Ведь я потерял бы возможность бывать на Ахероне, в долине поющих колокольчиков, я не услышал бы больше голос, который так терпеливо ждал моего возвращения.
По расписанию на Ахероне была двухдневная стоянка. И на это были свои причины. Лучше всего колокольчики звучали на рассвете и на закате, когда утренний и вечерний ветер наполнял их трепетной жизнью. Проходили часы, и пассажиры изменялись. Они стали спокойнее, задумчивее, не вступали в споры. После первой посадки никто не пытался собирать сувениры. И не потому, что боялись порезаться о стеклянные ветки, с этим можно было как-нибудь справиться, — скорее, они боялись, что планета лишится даже малой части того, что рождало такую чудесную музыку.
Наступила вторая ночь и прошла очень быстро. Рассвет залил горизонт сверкающими потоками золота и огня, и, как всегда, утренний ветер тронул колокольчики, и воздух наполнился неправдоподобно прекрасной музыкой. Все слушали. Экипаж и пассажиры застыли в лучах восходящего солнца, и красота Ахерона переполняла их души и сердца.
Потом, когда корабль готовился к отлету, пропала Лора Амхерст. Это известие принес мне Хольман, в его голосе был ужас.
— Вдова, — сказал он. — Колокольчики. Черт возьми, Джон, ты должен был быть внимательнее.
— Я не отвечаю за пассажиров после того, как они покинули корабль. Но мне кажется, я знаю, где она.
— В долине? — опередил он меня. — Ты уверен в этом?
— Нет, но один раз я видел, как она шла в том направлении. — Я бросился к двери. — Я приведу ее.
Я побежал прочь от корабля, продираясь через кусты, не обращая внимания на ветви, в клочья раздиравшие мою одежду, не вслушиваясь в музыку, звучавшую вокруг меня, музыку, возникавшую от моих движений. Я свернул с протоптанной тропинки и побежал в сторону долины. Надо было спешить, я мчался наперегонки с ветром, и, когда я добежал, все мое тело было изранено, а одежда превратилась в лохмотья. Я оказался прав. Лора Амхерст с закрытыми глазами, вытянув вперед руки, шла к краю обрыва.
— Лора! — Я бросился за ней, схватил ее, ударил по лицу.
Она открыла глаза, рот искривился от боли. Я заговорил быстро и громко, стараясь заглушить доносящийся звон, перебарывая желание сосредоточиться и слушать.
— Этого нет на самом деле. Ведь это иллюзия. — Я крепко прижимал ее к себе, предупреждая внезапное движение. — Ваш муж?