Рассказы

Алиса Дарлимпл смотрела в огонь, где картинно плясало пламя, уходя в черное жерло дымохода. Мерцали латунные собачки, камин недавно чистили, и языки огня тянулись вверх, как цветы на ухоженной клумбе. Она так повернула голову, отметил про себя профессор Дарлимпл, потому что в профиль особенно хороша и знает об этом. В последнее время она похудела, у неё утомленный вид. Алиса Дарлимпл повернулась к молодому человеку правой щекой, точеным, хрупким профилем, в нем чувствовалась ухоженная красота нервной женщины. Молодой человек тоже глядел на огонь.

— Значит, вы едете во вторник? — спросила она.

— Во вторник, — сказал Фил Алберт с томным видом человека, разморенного теплом камина и хорошим виски. — Во вторник, и до дому доберусь к вечеру следующего дня, ещё успею вывесить чулок для Санта Клауса.

— А утром, — сказал профессор Дарлимпл, — найти под елкой новый трехколесный велосипедик.

— Не велосипедик найти, а принять таблетки от морской болезни. Видите ли, чулок-то мне придется вывешивать над умывальником в каюте судна, держащего курс на Бермуды. Мамочка тащит меня на острова.

— И старина Клаус спустится по трубе горячего водоснабжения и набьет его одноразовыми кусками мыла «Палмолайв» и зубными щетками «Доктор Уэст». — Миссис Дарлимпл засмеялась журчащим смехом. — Вместо золы и розог.[2]

— Да пусть хоть кнутами, в первое утро мне будет не до того. Моряк-то из меня никудышный.

— Хорошему мальчику кнут ни к чему, — отозвался профессор Дарлимпл и совершенно неожиданно тоже рассмеялся.

— А я собиралась на восток, — с легким разочарованием сказала миссис Дарлимпл. — В Балтимор.

— Домой? — спросил Фил Алберт.

Домой, подумал профессор Дарлимпл, миссис Джордж Дарлимпл живет в Рассел Хилл, штат Иллинойс. Он мысленно увидел её адрес на конверте. Миссис Джордж Дарлимпл, Поплар стрит, 429, Рассел Хилл, Иллинойс, США.

— Джордж не может ехать, — сказала она, — так что я буду паинькой и останусь здесь, с ним.

— Ты просто обязана съездить, Алиса, — сказал профессор. А про себя подумал: Она не может поехать, потому что не может купить билет на поезд до Балтимора. Потому что она замужем за нищим.

— Джордж, видите ли, хочет закончить какое-то научное исследование, пока каникулы. Во время учебного года ему совершенно некогда.

— Что же это за труд, доктор?

— Да так, небольшая заметка о Чосере, — ответил профессор и подумал, что сможет наконец закончить статью. Жизнь снова стала осмысленной, и пока он нес к губам стакан, грустные мысли покинули его.

— Так что я останусь с ним, страдать за великое и благородное дело литературы.

— Я бы сказал, это вполне выносимые мучения — сидеть у камелька, грея ноги на каминной решетке, — сказал молодой человек.

— Когда-то мы чудно справляли Рождество в Балтиморе, правда? — миссис Дарлимпл обратила на мужа взгляд, полный задушевности, и он заметил, как у неё обозначились морщины, идущие от крыльев носа к губам. — Папа бесподобно готовил гоголь-моголь с ромом, я вкуснее в жизни не пробовала. На Рождество отведать его приходил весь город. Все без исключения. Может, пошлешь к черту свое исследование хотя бы в такой праздник, а, Джордж…

— И в самом деле, — сказал её муж. Он слушал отзвук давно позабытых голосов, забытого смеха, будто шепот моря в пустотелой раковине. «Джентльмены, джентльмены», — шелестел далекий голос старого мистера Богана. А голос старой миссис Боган, некогда пронзительный, совсем растворился во времени. Оболочки голосов, беззвучные оболочки.

— … а вместо этого проторчим все Рождество здесь.

Яйца. Дюжины яиц. Корзины с яйцами. Виски, сладковатый и золотистый. Окорока. Надменные индюшки. Вино. Дымящиеся кушанья, щедро подкладываемые и подливаемые: все брошено на алтарь желания Люсиль Боган и Алисы Боган найти мужчину, который будет делить ложе дочери и оплачивать счета. Дымящийся, парной алтарь, над которым витает дым двадцатипятицентовых сигар. Ах, подумал он, и перед его мысленным взором возникла традиционная белая манишка старого мистера Богана, накрахмаленная до хруста, со сверкающими запонками. Ах, сколько денег потрачено, и лучшее, что им удалось заполучить, это я. Но тогда Алиса Боган ещё писала стишки в дамский журнал и показывала своего профессора литературы подружкам. Потом заключил — безжизненно, как часы, у которых кончился завод: Теперь-то она все поняла.

— Что ж, — сказал Фил Алберт, — посидеть дома — в этом есть своя прелесть. Я и сам намереваюсь в каникулы проводить много времени за письменным столом. Беру с собой свой школьный ранец.

— На Бермуды, — сказал профессор Дарлимпл, надеясь, что прозвучало это холодно, и вдруг понял, что ненавидит Фила Алберта, причем не потому, что на сигарете в пепельнице следы губной помады, а потому, что Фил Алберт произнес именно эти слова, в которых слышится покой и довольство.

— На Бермуды, — согласился Фил Алберт и беззастенчиво рассмеялся.