Рассказы

Позвольте мне записать и объяснить вот это: сейчас не лучшее время для тех, у кого по венам струится теплая кровь. Для этих тварей такая кровь — словно манящая смесь героина, крэка, «спидболов»[22], «нюка» и «синего полумесяца». Для них наша кровь — самый чудовищный наркотик, какой только можно вообразить. В нас полно того, в чем они нуждаются, чтобы пережить день. Ну и повезло же нам.

Любовь между кровососами? Существует ли подобная штука? Сегодня мы говорили об этом: я, преподобный О'Нил и мистер Эпплбаум. Возможно, им кое-что известно о любви. Преподобный О'Нил вполне допускает подобное. Ненависть уж точно есть — сколько угодно. Они взяли под свой контроль телевещание, спутниковые системы, радиостанции и газеты с журналами. В эти дни все ориентировано на ночную смену. Они обзавелись собственными увлечениями и видами спорта, собственной модой и мифологией. Они снимают фильмы и пишут книги, изощренно издеваясь (кто-нибудь назвал бы это искаженными воспоминаниями) над тем, каково было в прежние времена быть человеком.

Где и когда все это началось? У каждого свое мнение. Я считаю, это был неудачный правительственный эксперимент. Мистер Брэмсон уверен, что они готовили главный удар на протяжении тысячи лет. Кэри полагают, что в этом как-то замешан озоновый слой. Тот новый парнишка, чьи запястья и шея обмотаны крепким бинтом, думает, что это какая-то болезнь, наподобие чумы. Именно он притащил мешок, набитый ручными гранатами.

Эти кровососы не похожи на тех, которых показывали в кино. Нет, эти упыри — настоящие. Они понимают толк в компьютерах и лазерах, космических станциях и «Звездных войнах». Им знакомо рекламное дело и теория массовых продаж. Они разбираются в тренажерах «Нутилус», стероидах и шмотках фирмы «Найк». Им известно многое, чертовски многое, ведь, в конце концов, когда-то они были нами.

Лишь одно им неведомо — милосердие. Во всяком случае, я никогда не видела, чтобы они хоть как-то его проявляли.

Так что же приготовило нам будущее? Сгинем ли мы, словно скот, подвешенный за ноги над конвейером и наполняющий бутылки своей кровью? А может, восстанем и попытаемся сражаться? Или борьба — это всего лишь пустые мечты? Куда нам податься в мире, что превратился в котел черной магии, темных сердец и нечестивых страстей? Есть ли какая-то надежда у придавленного клыком человечества?

Или будет проще — и до дрожи приятно — обнажить запястья и шею и позволить всему людскому исторгнуться из нас багровым потоком, выяснив таким образом, каково это — жить вечно?

Я не знаю.

Уже темнеет. Темнеет слишком быстро. Когда солнце скроется, станет холоднее. Остальные женщины все еще пытаются успокоить ту девушку, но, кажется, она уже перешагнула через грань. Не думаю, что ей удастся вернуться. Я вижу это на лицах мистера Брэмсона и преподобного. На лезвие падает синий свет. Если нам снова придется тянуть соломинку, я сойду с ума.

Развалины в этой части города похожи на кривые зубы. Мы затаились под ними… и ждем.

И почему бог не придержит ночь? Почему?

Совсем скоро они будут рыскать по округе. Рыскать целыми стаями в поисках легкого кайфа. У нас есть ручные гранаты. Я чувствую запах страха, что начинает сочиться из пор каждого, кто рядом со мной. Из моих — тоже. Свет уходит.

Прекрати кричать. Прекрати. Прекрати, прекрати. А иначе мы прекратим за тебя.

Так же, как мы поступили с моим мужем, когда он перешагнул через грань.

Быть человеком в эти дни — чудовищная ответственность.

Что мы станем делать, если крики не прекратятся? Что станем делать?

Опускается ночь. Опускается на города и поселки, на леса и поля. Ночь — это пора кошмарного испытания. В темноте кто-то должен будет взяться за нож.

И вот теперь мое завещание окончено.

«Миля чудес»

Машина испустила дух на подъезде к Пердидо-Бич. Смерть ее была грязной: хрип масла, стук цилиндров и темная лужа, что растекалась на потрескавшемся от солнца асфальте. Когда все закончилось, они еще несколько минут сидели, не произнося ни слова, — только прислушивались к тиканью и шипению двигателя. Но затем малышка расплакалась, и до них дошло, что нужно двигаться. Кайл потянулся за чемоданом, Элли взяла в одну руку пакет с продуктами, а в другую — младенца, Томми зашнуровал кроссовки и схватил термос с водой; потом они выбрались из старой, мертвой машины и по обочине зашагали на юг, в сторону Залива.

Кайл снова бросил взгляд на часы. Было почти три пополудни. В середине лета солнце садится поздно. Июльская жара обрушилась на людей, заставила пот сочиться из пор и приклеила одежду к коже. Дорога, окаймленная сосновым лесом, была пуста. В этом сезоне не стоит ждать наплыва туристов. В этом сезоне на «Миле чудес» не будет ни огней, ни смеха.

Шаг за шагом люди продолжали идти вперед сквозь удушливое марево жары. Кайл на время забрал у Элли ребенка, затем они остановились в теньке, чтобы глотнуть воды и передохнуть. Возле их лиц жужжали привлеченные влагой мухи. Баюкая ребенка на руках, Кайл сказал:

— Думаю, нам лучше двигаться дальше.

Его жена и сын снова поднялись.