Рассказы

— Ей долгое время не хватало кислорода, — ответил Хоули, не глядя на Арпи. — Может случиться, что она будет немного… другой в смысле умственного состояния, когда поправится. А может и нет; такие вещи нельзя предсказать. Но одно точно: она никогда не осмелится снова отправиться в космос. Даже обратно на Землю. Еще одно, пусть и легкое падение кислородного давления убьет ее. Я даже не советую ей летать на аэропланах, и Вилсон согласен с этим.

Арпи сглотнул.

— Хаммерсмит это знает?

— Да, — ответил Хоули. — Знает. Но он останется с ней. Он любит ее.

Больше не было видно парома, уносящего исследователя и его невесту, дочь капитана Виллогби с ее Джуди и многих других. С болью в сердце Арпи наблюдал Центавр 3, поворачивающийся под ними. Эта планета была воротами к звездам — для всех, живущих на ней, кроме Дэриона и Хелен Хаммерсмит. Дверь, закрывшаяся за ними, когда они вошли на паром, была для них дверью тюрьмы. Но вдруг Арпи осознал, что — пусть тюрьма! — но в ней будет жить и творить великий человек, один из тех, кого можно назвать учителем Человечества. И сам он, Арпи, обладающий свободой, никогда не сможет достичь таких вершин. Зато он умел путешествовать к звездам. Он все-таки доставил Селию Госпарди и других туда, куда они хотели, и теперь был маленьким героем для своей команды. И наконец, его — доктора Гордона Арпи, иногда лабораторного затворника, иногда эрзац-капитана космического корабля, иногда небольшого героя — поцеловала на прощанье 3-V звезда. Но всё было позади. С этой минуты ему оставалось лишь бездельничать да представлять, как другие совершенствуют его двигатель: четырехлетняя пауза в сообщении между Центавром и домом исключает его из экспериментальной работы. Как если бы он был изгнанником — или Дэрионом Хаммерсмитом. Когда в следующий раз Арпи увидит земного физика, у него не будет ни малейшего шанса понять, о чем тот говорит.

Это тоже была тюрьма; тюрьма, в которой капитан Гордон Арпи сам разместился, а затем выбросил ключ.

— Прошу прощения, капитан?

— Ой. Извините, доктор Хоули. Я забыл, что вы все еще здесь. — Арпи в последний раз взглянул вниз на зелено-коричневую планету и глубоко вздохнул: — Я сказал: «Да будет так».

Больше света

I

Я никогда не доверял Биллу Ателингу. Как и я, он способен на подлость (так, однажды он в своей рецензии разнёс в клочья мой рассказ; для этого и нужны критики, так что я не жалуюсь). Но возможно, что и нравится он мне из-за своей подлости. Два года я провёл вдали от Нью-Йорка, занимался лоббированием в Сенатских комитетах, поэтому, когда я вновь увидел Билла, то меня шокировал его внешний вид. Моим первым впечатлением было, что он при смерти.

Сначала я подумал, что это всего лишь эффект от бороды, ведь даже двухнедельной щетины на лице достаточно, чтобы любого мужчину сделать неопрятным. Отчасти так и было, но его борода выглядела почти белой, хотя Биллу исполнилось всего 47, и седина у него у него проступала лишь на висках.

Но тут произошло нечто большее. Билл потерял около десяти или пятнадцати килограмм, что не мог себе позволить, поскольку никогда в лучшей своей физической форме не весил больше семидесяти. Он мог сбросить не больше двух килограмм или около того. Его кожа посерела, особенно жутко она выглядела на шее, руки дрожали, глаза потеряли цвет, он кашлял как туберкулёзный больной; постоянно смотрел куда-то за моё плечо, пока мы разговаривали, и приглушал голос в середине фраз. Если он не был серьёзно болен, то к бутылке спиртного он отнёсся серьёзно, что тоже наводило меня на неприятные мысли.

Вряд ли это было то состояние, в котором я ожидал найти мужчину рядом с новой, молодой женой (художницей Самантой Брок) и с прекрасным новым домом на Бруклинских Высотах (когда-то этот дом имел дурную славу Беспечных Девяностых, и Саманта украсила его в таком стиле: красный плюш, бисерные шторы, хрустальные светильники, золотая ветвь на коринфских деревянных колоннах, древняя виктрола с рогом в гостиной — место отдыха высшего уровня). Но я постарался сделать наше общение как можно более лёгким.

— Ты выглядишь ужасно, — сказал я Биллу, когда мы стали пить бренди. — Что, во имя Бога, ты с собой сделал? Прочёл «полное собрание сочинений» Сэма Московица? Или ты принял ЛСД?

Билл тут же вернулся к своей невыносимой привычке отвечать уклончиво; по крайней мере, в этом он не изменился.

— Что ты знаешь о Роберте Уильяме Чемберсе? — Спросил он, глядя куда-то влево.

— Могу ответить, что чертовски мало, и доволен этим. Я читал некоторые из его книг, когда учился в колледже. Насколько я помню, мне больше нравились его рассказы о жизни художников-студентов в Париже, чем фантастика. Больше ничего не могу сказать.

— Тогда ты помнишь «Короля в Жёлтом».

— Смутно. Это была одна из первых полу-мистификаций, не так ли? Вымышленная книга? Люди, которые читают её, предположительно сходят с ума, или к ним приходят монстры, или подобные существа. Как в случае с «Некрономиконом».

— На самом деле это должно было стать игрой, — сказал Ателинг. — Но продолжай.