Рассказы

— Ничего подобного вы не думаете, — спокойно сказал он. — Сколько? Только быстро — сколько? — за три карточки и письменное заявление о том, что вы обыскали тело прежде, чем известили полицию?

— Неплохо, — сказал я. — Совсем неплохо для парня, у которого брат торгует вразнос старыми коврами.

Он улыбнулся чрезвычайно любезной улыбкой. Правда — улыбка была почти дружелюбная.

— Среди торговцев коврами бывают и честные люди, — сказал он. — Но Аризмян Сукесян мне не брат. Наша фамилия в Армении очень распространенная.

Я кивнул.

— Вы, конечно, и меня считаете одним из мошенников, — добавил он.

— А вы докажите мне, что это не так.

— Быть может, вам действительно нужны не деньги, — задумчиво произнес он.

— Быть может, нет.

Я не заметил, чтобы он пошевелил ногой, но он должен был нажать на какую-то кнопку на полу. Потому что черные бархатные драпировки раздвинулись, пропуская в комнату моего приятеля индейца. Только теперь он не казался ни грязным, ни смешным.

Он был одет в широкие белые штаны и вышитую черным шелком белую тунику. Талия его была обвязана черным кушаком, а лоб — узкой черной лентой. Черные глаза смотрели сонно. Волоча ноги, он поплелся к табурету у стены и сел, скрестив руки и уронив голову на грудь. Могучее тело его выглядело более грузным, чем когда-либо, словно он надел новый наряд поверх своего обычного костюма.

Сукесян вытянул руки вперед, держа их над стоявшим на столе между нами молочно-белым шаром. Свет, преломляясь, медленно заплясал на высоком черном потолке, образуя самые странные узоры и причудливые фигуры, смутно различимые оттого, что потолок был так черен. Индеец, по-прежнему упираясь в грудь подбородком, не поднимал головы, но глаза его медленно и все шире раскрывались, пока неподвижным взором не уставились на волнообразно подрагивающие руки.

Быстрыми, точными, грациозными движениями руки эти исполняли какой-то замысловатый танец, который мог означать и очень многое, и ничего; это было похоже на греческий сиртаки в исполнении членов Юношеской Лиги или на кольца рождественской ленты, сплетающиеся и расплетающиеся на полу — как вам больше нравится.

Могучая челюсть индейца все так же покоилась на его могучей груди, а глаза медленно-медленно, как у жабы, начали закрываться.

— Я мог бы загипнотизировать его и без всего этого представления, — мягко проговорил Сукесян. — Это просто часть шоу.

— Ага. — Я не сводил глаз с его крепкой, худой шеи.

— Ну вот, теперь нужно что-нибудь, до чего дотрагивался Линдли Пол, — сказал он. — Эта карточка подойдет.

Он бесшумно поднялся, подошел к индейцу и, плотно прижав ко лбу, засунул карточку за его головную повязку. Потом вернулся и сел на место.

Он начал тихо, напевно бормотать что-то на незнакомом мне гортанном языке. Я по-прежнему не сводил глаз с его горла.

Индеец вдруг заговорил. Он произносил слова очень медленно, с видимым усилием выдавливая их из-за неподвижных губ, словно это были не слова, а тяжелые камни, которые ему нужно было под палящим солнцем втащить на гору.

— Линдли Пол плохой человек. Делать любовь со скво белого вождя. Вождь очень сердиться. Вождь велеть украсть ожерелье. Линдли Пол надо вернуть его назад, Плохой человек убивать. Грррр-р.

Сукесян хлопнул в ладоши, и голова индейца дернулась. Маленькие черные глазки без век тотчас открылись. Сукесян взглянул на меня без всякого выражения на своем красивом лице.

— Потрясающе! — воскликнул я. — И главное, ни капли дешевого циркового эффекта. — Я махнул большим пальцем в сторону индейца. — Этот парнишка малость тяжеловат, чтобы сидеть у вас на коленях, а? Ей-богу, я не видал хорошего чревовещателя лет сто, с тех пор как хористки перестали носить подвязки.

По лицу Сукесяна пробежала едва заметная улыбка.

— Я следил за вашими горловыми мускулами, — сказал я. — Но это не важно. Главное, я понял вашу мысль. Пол отирался возле чьей-то жены. Этот кто-то оказался достаточно ревнивым, чтобы убрать его с дороги. Что же, как теория это совсем неплохо. Потому что она вряд ли надевала это жадеитовое ожерелье каждый день, и кто-то должен был заранее знать, что оно будет на ней тем вечером, когда ее остановили налетчики. Муж как раз должен был быть в курсе.

— Вполне возможно, — сказал Сукесян. — Но раз они не убили вас, то, по-видимому, в их планы не входило убивать и Линдли Пола. Они просто хотели избить его до потери сознания.

— Ага, — сказал я. — Но тут у меня возникла еще одна идея. Мне надо было сообразить это раньше. Если Линдли Пол действительно боялся кого-то и хотел оставить сообщение, то он мог и вправду написать что-то на этих карточках — невидимыми чернилами.

Это, наконец, проняло его. Улыбка не сошла с его лица, но в уголках рта собралось заметно больше, чем раньше, морщинок. Впрочем, для наблюдений у меня было слишком мало времени.

Свет внутри мелочно-белого шара внезапно погас. В тот же миг комната погрузилась в такую кромешную тьму, что хоть глаз выколи. Я не видел собственной руки. Пнув назад свою табуретку, я выхватил пистолет и начал потихоньку пятиться к стене.