— Можно и десять, это еще лучше, надежней, — хохотал Костя.
Но все это были глупости, о водке. Матвей ждал серьезного. Он даже подсказывал:
— Вот с работой как? На работу бы ходили?
— А зачем? Десять дней — и работать? Не-е… — тут уж все были согласны, что работу побоку.
— Ну, бросили работу, — настаивал Матвей. — А дальше чего бы делали?
— Либо мало делов?..
А ведь «делов» было действительно мало. Кроме выпивки да рыбалки, опять-таки с выпивкой, придумать ничего не могли.
Пробовал Матвей с соседом своими мыслями поделиться. Сосед был мужик неглупый, механик из гаража, техникум кончал, заочный. Вот и подсел к нему Матвей как-то вечером, вроде покурить. О том поговорили да о сем, а потом Матвей, считай, напрямую выложил:
— Разочаровался я, понимаешь, в жизни…
— Почему? — заинтересовался сосед.
— Да чего… Работаешь, стараешься, хитришь, крадешь, а ради чего? Пятьдесят лет, шестьдесят — и готов. А нервы тратим, глотничаем, стараемся побольше урвать…
Сосед внимательно выслушал, сочувственно вздохнул.
— Да, жизнь, она… — И тут же перевел разговор: — У тебя напильников трехгранных нет? Пилу точить кинулся — и нету. Помню, брал в магазине. Куда задевал?
— Есть, — со вздохом ответил Матвей. — Пошли, дам. Да что про чужих говорить, когда родная жена и та…
Как-то сидели вечером за столом, Матвей и спроси:
— Вот что бы мы сейчас делали, если б сейчас объявили по радио: десять дней, мол, до конца света. А? — и с интересом уставился на жену.
Жена даже поперхнулась, потом сказала:
— Ты что это?.. Божественный стал?
— При чем тут бог? — поморщился Матвей. — Вообще меня интересует, что бы мы делали. Вот ты лично. Десять дней тебе осталось жить. Что будешь делать?
— Отдохну, — просто ответила жена. — Брошу все к черту и хоть отдохну, — со вздохом положила она на стол большие темные руки.
Она и вправду уставала: на ферме с телятами колгота с утра до ночи, а еще дома хозяйство. Конечно, она уставала. Но полностью Матвей ей не поверил.
— Так бы все и бросила? — спросил он. — Скотина ревет, и своя, и колхозная.
— Нехай на попасе гуляет.
— А ты бы вот так прям и сидела? Все десять дней?
— Отдохнула б…
Матвей жене не поверил. Не усидела б она десять дней. Дня бы не усидела. Но как доказать…
Нет, не получалось с людьми разговора. А вот на Стенькином кургане… Как хорошо отсюда глядеть, как виделось все с небесной высоты.
С горы зеленым подолом займище к воде спускалось, а над ним — белой лебедью — родной хутор летел. Наверху, за песчаным теменем нищего Голодая раскинулась просторная зеленая Россошь, за ней — хлебные поля, бахчи в нехитрой оправе степных балок да теклин с тернами да ежевичником. Сторожевые башни курганов одиноко маячили по степи, разведенные друг от друга на далекий конец богатырского оклика.
И мысли, такие же просторные и красивые, как эта земля, бередили душу.
Господи… как можно жить хорошо, как можно устроить все по-людски. Работать… Работать, конечно, надо. Без работы не обойдешься, кусать нечего будет, да и с ума сойдешь. Но работа чтоб по-хорошему. Чтоб не орать друг на друга — начальник ты или кто, — а по-хорошему. Пришли утром, ведь все свои, все — люди, чего ж глотничать. Одна семья, если разобраться. Ведь вместе живем. Можно, можно по-хорошему. И на хуторе, и в мировом масштабе.
Но мировой масштаб далеко, как за него взяться. А вот у себя, на хуторе, меж своих…
Матвей решил проверить. Он как-то вечером напоил совхозного радиста, врубил местное вещание и объявил:
— Внимание, внимание, говорит радиоузел. Только что передали: до конца света осталось десять дней. Внимание, внимание…
Ему влепили пятнадцать. Суток. А могли бы, между прочим, и больше.
ЭКСПЕРИМЕНТ
Николай пришел на почту и прямо там, в помещении, у стола, вложил исписанные листки в конверт, запечатал и подписал, заслоняясь от любопытных: «Москва. Кремль… От Какичева Николая Еремеевича».
Написал и бросил в ящик. И сразу от души отлегло.
А начиналось все просто. В марте месяце, как раз под самый конец, пошел Николай в отпуск. Весна — дело известное. Картошку надо сажать, огороды, деревьями заниматься, навозу постараться привезти, колонку наладить — в общем, работа найдется. И, конечно, лодка. Ее он под самый конец оставлял. Спокойно покрасить, мотор перебрать. И все это на берегу, возле Дона, с добрыми людьми. Там можно и выпить, и побрехать — никто за рукав не потянет. С лодкой — это самый отдых. Остальные дни — колгота.
Добрую неделю занимался Николай огородом, двором да садом и, наконец, решил: хватит. А то так и отпуск пройдет. Бегай потом вечерами на лодочную, после работы.
Решил и следующим утром собрался на берег. Но все поломала жена. Она углядела, что конек на крыше за зиму совсем развалился, и завела:
— От людей стыдно… Хозяин называется… Либо мне самой…
В общем, пришлось лезть наверх.
А наверху было хорошо. Никаких заборов, стен, сарайчиков и прочей рухляди. Наверху было просторно и много неба. Стлались по земле крыши и крыши среди голых деревьев. А рядом тополь-раина стремился к небесам.