Рассказы

Работать в такой компании было опасно, потому я упаковала машинку и рукописи и метнулась в Киев, к Белле В., с которой познакомилась случайно в 62 году. Мы поняли тогда, что духовно близки и нуждаемся в общении. Белла была блестяще образованна и занимала должность заведующего кафедрой в Киевском университете. Она сказала:

- Моя квартира всегда открыта для вас. Приезжайте! Если не будет средств, я помогу. Я не хочу терять вас.

Моя благодарность Белле была тем более велика, что никто не был рад моему возвращению с "того света", даже сын, который из-за меня не мог вступить в ряды КПСС. Он быстрее других отказался даже от переписки со мной. Я словно отбрасывала от себя некую тень, пятнавшую чистоту и благонадежность людей, особенно партийных.

Я часто и охотно стала приезжать к Белле. Это от нее я впервые услышала слово "тоталитаризм", и именно она однажды бросила вскользь:

- Коммунизм и фашизм - это одно и то же.

Под влиянием Беллы я написала несколько поэм и начала записки о пребывании в лагере.

В тот свой приезд в Киев я поселилась в квартире у Николая Платоновича Бажана. Дело в том, что он с супругой Ниной Лауэр, уезжал в Калькутту. Не надеясь на сигнализацию, хозяева хотели оставить живого сторожа в своей квартире, наполненной ценным музейным хламом. Белла предложила меня как суперчестного человека, и те согласились. Была согласна и я: какое счастье быть одной в квартире, работать сколько душе угодно!

Однако, в последний момент Бажаны почему-то от поездки отказались и я осталась у них просто "прислугой за все" с окладом 70 р. в месяц. Не принять этой роли помешало мне желание поближе познакомиться с академической элитой: Н.П.Бажан был не только академиком, но еще и членом ЦК компартии Украины, и поэтом. За три месяца пребывания в этом доме я узнала многое, но об этом в другой раз.

Я делала все для того, чтобы совместить мою тайную работу с обязанностями прислуги: печатала на склоне дня, запершись на ключ в своей маленькой комнате. Вскоре я заметила, что Нина стала следить за мной. По национальности прибалтийская немка, она была сущей стервой. Раз заподозрив меня в непонятной тайной страсти, она стала заваливать меня домашней работой в городе и на загородной даче. Времени для себя у меня почти не оставалось. Однажды Нина подстерегла момент, когда я забыла запереть дверь, и буквально ворвалась ко мне. От неожиданности я уронила на пол листы рукописи, Нина быстро нагнулась, чтобы подобрать их, но я еще быстрее наступила на них ногой:

- Нельзя!

Она молча выскочила из комнаты. Я твердо знала, что Николай Платонович не опустился бы до доносительства, но за Нину не поручилась бы. Несмотря на уговоры Беллы, я решила, что лучше мне уехать с моим опасным чемоданом. Может быть, это была перестраховка, но кто осудит за нее бывшего лагерника?

И тогда я решила обменять свою комнату в ленинградской коммуналке на жилплощадь в пригороде. И обменяла, и получила в часе езды от Ленинграда убогое жилище без удобств с печным отоплением. Но отдельное! Бывшей хозяйкой этого жилья была представительница номенклатуры с партбилетом, получившая благоустроенную квартиру. Звали ее Люся. Кто-то из моих соседей по коммуналке, где мою комнату занимала теперь дочь Люси, сообщил Люсе просто так, без коварства, о моем лагерном прошлом. И Люся, штатный стукач, как все начальники отдела кадров, начала усиленно навязывать мне свою дружбу, посещать почти каждый день и влезать в детали быта. Больше всего интриговало ее наличие "Эрики". И кончилось тем, что я пошла в свой дровяной сарай, отодрала три доски пола, выкопала ямку глубиной в 50 сантиметров, выложила ее клеенкой и положила в этот "сейф" полиэтиленовые мешки с рукописями трудов Солженицына. Прощай, мой драгоценный клад, до весны!

А весной таллая вода затопила находившийся в низине сарай. Полиэтиленовые мешки оказались ерундовой защитой, а кроме того, мое сокровище вмерзло в землю. Пришлось вырубать его ломом и топором. Кое-что все-таки сохранилось. Всю ночь я топила печь, чтобы просушить это "кое-что". "Архипелаг ГУЛАГ" уцелел, только буквы местами расплылись. И еще я получила кровоизлеяние сетчатки левого глаза, силясь разобрать через проектор бесценные строчки Солженицына...

1992 г., СПб.

Игорь МИХАЙЛОВ - Екатерине СУДАКОВОЙ

Всю молодость сгноили в заточенье, Одной лишь ненавистью и сильна, Как жрица, Гению Разоблаченья Остатки жизни отдала она. Меж двух миров старательный посредник, Врагов своей земли упрямый враг, Она от первой строяки до последней Переписала весь "Архипелаг".

ЭТАПЫ, НАРЫ, ИСКУССТВО

... Настало время, когда целую группу женщин из нашей камеры куда-то вызвали. Куда? Да разве скажут? Провели по каким-то этажам и коридорам и остановили у непонятной двери. Стали вызывать поодиночке. Потом мы поняли: нам объявляли приговор. У каждой выходящей женщины спрашивали:

- Сколько?

- Десять.

Так всем. Дошла очередь и до меня. Вошла я, за столом увидела военных, услышала:

- Постановлением особого совещания... по статье 58 пункт 1а... сроком на десять лет... распишитесь.

Расписалась.