Рассказы

Я услышал сопение и вгляделся.

В полумраке на диване занимались любовью.

Я был поражен, растерян и так смущен, что хотел немедленно, никак не привлекая к себе внимания, покинуть злополучную столовую. К моему ужасу, мужчина поднял лохматую голову и увидел меня. Я бросился бежать, поскальзываясь на ужасном каменном полу. Я не успел добраться до выхода – мужчина нагнал меня. Он даже успел натянуть брюки.

Он схватил меня за руку.

Он был небрит и, по-моему, нетрезв.

– Немедленно отпустите, – не теряя чувства собственного достоинства, сказал я.

– Что ты здесь вынюхиваешь, старый хрен?..

Примерно так он сказал. Дословно я передать не в силах.

Поток его грязной речи захлестнул меня. Но один членораздельный вопрос я уловил. Вопрос о том, как я попал сюда (кроме того, я понял, что столовая в настоящие часы не работала).

– Я сюда попал через открытые двери!

Это его удивило и остановило. И он сказал почти по-человечески, растерянно:

– Не может быть.

– А как еще, по-вашему, я мог сюда попасть?

– Черт, – догадался он, – я их забыл закрыть.

И что же он сделал?

Бросился к дверям и задвинул засов!

Так я оказался в западне.

– Выпустите меня, – потребовал я немедленно.

Но он продолжил допрос:

– А ты разве не видел, что темно и никого нет людей? Ведь, кроме тебя, никто почему-то не полез.

Я рассказал про обедавшего.

Он подошел к подносу с грязной посудой. И сказал:

– М-да.

Посмотрел на меня.

– Это ведь на рубль ты наел, не меньше.

– Я?

– А кто же?

– Я же вам объяснил, кто это был.

– Зин! – взвизгнул он.

Она почти тут же выскочила из дверей кухни. Молодая женщина, наверное, даже комсомолка, с опухшим лицом, в туго натянутой на груди несвежей блузке.

– Глянь. Суп куриный, гречка. Котлета. Компот. Ты кому это пробивала сегодня?

– Никому.

Возможно, она говорила правду, и тот человек, зайдя в пустую столовую, просто украл обед.

Они стали требовать, чтобы я расплатился. Зина даже села на кассу и пробила чек. Я устал, у меня началось сердцебиение. Я обречено вынул кошелек.

Она отсчитала мне сдачу медяшками.

– Послушайте, – сказал я, – в таком случае, если вы удовлетворены, пробейте мне еще супу, я с голоду падаю.

– Мы закрыты, – ухмыльнулся наглый парень. – Откроемся через полчаса.

– Да ладно, – пожалела меня Зина.

Она пробила чек, налила чуть теплого супу. Я взял тарелку и сел к ним спиной.

История, мной рассказанная (я повторяюсь), выглядит нелепо, и я в ней выгляжу нелепо. Тем не менее я – человек невыдуманный, и язва

(вполне реальная) после этой "прогулки" в общепит у меня обострилась.

Я прекрасно понимаю, что доказать все, мной рассказанное, совершенно невозможно. Надеюсь, и вы понимаете, что не только зря потраченных

(украденных у меня!) денег мне жаль.

В связи со всем происшедшим я хочу получить ответы на несколько вопросов.

Во-первых, как может быть столовая (!) в дневное время закрыта на обед? Да еще на полтора часа.

Во-вторых, как могут попасть в сферу обслуживания (пожалуй, самую деликатную сферу!) столь грубые, нечистоплотные и даже преступные элементы?!

В-третьих, почему в наших столовых так отвратительно готовят

(признаться, несмотря на дикий голод, я не смог проглотить больше двух ложек этого варева, – вновь возникает тема украденных денег!)?

Самое ужасное в моей истории заключается в том, что я опоздал на пригородный поезд.

Надеюсь, что хотя бы в одной, отдельно взятой столовой нашей необъятной страны можно навести порядок?

С уважением…"

"Министру путей сообщения СССР

Министру автомобильного транспорта СССР (копия)

Вчера, 24 июля, по не зависящим от меня обстоятельствам я опоздал на шестнадцатичасовой пригородный поезд на станции Оля (Казанское направление).

Расписание пригородных поездов со станции Оля составлено следующим нелепым образом.

С шести и до десяти утра поезда останавливаются с интервалом 20-30 минут. Затем – трехчасовой перерыв. Затем поезда следуют с интервалом в час, полтора. И это летом, в дачный сезон.

24 июля следующий за шестнадцатичасовым поезд был отменен. Таким образом, ждать предстояло четыре часа. Одна мысль об этом являлась невыносимой.

Вслед за другими пассажирами я отправился к автобусной станции. День

24 июля стоял пасмурный, но теплый и даже душный. Назревала гроза.

Все томилось в ее ожидании. Я задыхался. Сесть в ожидании автобуса было и некуда, и непредусмотрительно, так как народу скопилось великое множество, и я старался держаться поближе к месту предполагаемой остановки автобуса. Все говорили, что существующее расписание не соблюдается, и потому надежда нас не покидала. Мы ждали автобус в любой момент.

Сейчас я думаю, что, если бы не толпа, я, старый человек, переживший революцию и войну, свалился бы, сраженный не пулей, а безмерной усталостью. От усталости я почти не чувствовал больного желудка.

Стемнело по-вечернему. Вдалеке уже погромыхивало. Беззащитная перед надвигающейся стихией толпа притихла и сжалась. К счастью, автобус показался.

Описать его штурм я, описавший штурм не одной вражеской крепости, не в силах. Чудом я оказался в душном, провонявшем бензином салоне.

Чудом было и то, что меня не затерли, не раздавили, не покалечили.