Рассказы

— Очень толковый командир. Мне кто-то говорил, что он не был военным. Никогда не поверю этому. Под Уфой он сделал прорыв так решительно и удачно, как мог это сделать только хорошо подготовленный военный специалист, притом обладающий железной волей.

Беседа затянулась, и, перед тем как заснуть, Кудряшов долго думал о словах старого актера.

* * *

Данила Обушко, повозный красноармеец, был родом из Таврии, 6-я фронтовая агиттруппа в это время направлялась от Пологи к Токмаку, двигаясь в тылу 46-й дивизии и 2-й конной армии. Обугако немало интересного порассказал комиссару.

— Этот край — родина Махно. Гуляй-Поле, Полога, Орехов. Тут Нестор развернул в семнадцатом году бунтарское знамя. Еще при Керенском здесь начался дележ помещичьих земель. Эх, веселые были времена!

Обушко служил у Махно почти год. Во время германо-австрийской оккупации, — так уверял Обушко, — Махно был настоящим революционером. Он стал предателем позднее. Когда Махно хотел напасть на советский полк, Обушко с тремя товарищами под вечер удрали из пьяной компании и сообщили об этом красным, которые ночью в полной готовности встретили нападение вчерашнего союзника. Обушко ненавидел бандита Махно. Он признавал за ним военный талант, но глубоко презирал как обманщика и предателя бедняков. Когда труппа проезжала через знакомые хутора, Обушко предостерегал Кудряшова:

— Надо быть начеку, товарищ комиссар. Тут каждая балка — покрытие для банды Махно. Они любят грабить обозы. Но если встретят достойный прием — то утекают.

Эти разговоры заставили комиссара обратить больше внимания на вооружение. Он отдал в распоряжение Данилы ручной пулемет со всеми четырьмя дисками патронов и выпросил у встречного полка десяток ручных гранат.

Богатый и красивый край Таврия. Тут еще нет степной глади. Повсюду холмы и перелески. Украинские села, немецкие колонии, беленькие хутора, старинные курганы-могилы проплывали мимо фургонов. Когда тихо едешь в удобной повозке, даже трудно поверить, что здесь идет решительная, жестокая война. Но ни Обушко, ни комиссар ни на минуту не забывали об этом.

Вечерело. Левензон напевал унылую песенку. Из-под брезента третьей повозки раздавались веселые арии смешанного хора, которым дирижировал «маэстро» Богучарский.

Согласно карте-десятиверстке, через четыре километра должно было быть большое село, где размещена одна из бригад 46-й дивизии. Там ожидают актеров — вечером спектакль. Но села все нет. Обушко высказал сомнение, не сбились ли они с пути.

— Ничего, куда-нибудь да приедем, — успокаивал Левензон.

«Приедем, только куда?» — подумал Кудряшов.

Он знал, что в этом районе фронт не представляет собой сплошной замкнутой линии; в ней образовались промежутки по три и больше километров.

«Только бы не угодить в такую прореху».

Однако, чтобы не создавать паники, Кудряшов продолжал держаться раз взятого направления.

Уже почти стемнело, когда впереди показался стройный ряд пирамидальных тополей. Вырисовывались контуры домов, донесся собачий лай. Приближались к жилому месту.

Хутор состоял из пяти-шести крестьянских изб и большого барского дома с тополевой аллеей и множеством служб. Вокруг усадьбы тянулась белая каменная ограда, местами развалившаяся.

Актеров приняли радушно: накормили, открыли для них уцелевшие прохладные комнаты барского дома. «Маэстро» Богучарский в тот же вечер устроил «кабаре» из легких музыкальных номеров. Наутро решено было дать спектакль. Уборка хлеба окончилась, и хуторяне готовились к осенней вспашке.

Кудряшов спрашивал про Махно — давно ли его видели?

— Махно не любит мелких имений. Он на большие колонии метит. Щупает немцев-колонистов.

После «кабаре», перед тем как лечь спать, Кудряшов попросил всех быть настороже и держаться вместе. Обушко с Воронцовым отправились на разведку в немецкую колонию. С ними вызвалось двое парней с хутора. Каждому дали по ручной гранате. Кудряшов распорядился держать повозки в боевой готовности, чтобы в любую минуту можно было двинуться. Лошадей не ставили в конюшню.

Часов в десять разошлась последняя «публика». Ласковый осенний вечер звездной шапкой накрыл хутор, В комнатах воздух был сырой и затхлый. От мебели тянуло холодом. Комиссар перекинул через окно на крыльцо тюфяк и лег спать. С хутора доносился собачий лай. Вдалеке кто-то пел.

Кудряшов уже задремал, когда вернулись разведчики. Известия были хорошие. По словам колонистов, в Мариенталь после обеда прибыл небольшой красный отряд: три пулеметные тачанки и несколько верховых. Обушко и Воронцов встретили красноармейца. Тот сказал, что отряд квартирьерский, но какой части — сообщить отказался.

Кудряшов проснулся на рассвете. У колодца обозные поили лошадей. Большая часть актеров еще спала. На крыльце дома Чужбинин чистил свой генеральский костюм. Старику очень шла генеральская форма. Словно на него шили. Актеры часто в шутку называли его «ваше превосходительство».

После завтрака труппа начала готовиться к спектаклю. К повозкам уже стягивались хуторяне.