Рассказы

Много вспоминаю. Например, Аллэ. Как она сидит за рулем машины, и как я спрашиваю ее: а представь, что на дороге встречный транспорт шел бы не раз в четверть часа, а постоянно, один мобиль за другим, смогла бы ты вести? Она смеется: снова ты выдумываешь, Айвен. Да, Аллэ, я вспоминаю тебя, и тысячу, наверное, твоих платьев, и твой серебристый смех, и теплый огонек в глубине твоих глаз, и под тугими струями горячей воды я стискиваю зубы от желания, и судорожно кончаю, и выхожу из душа, и забираюсь под одеяла, чтобы минутой позже забыться сном без сновидений.

Сновидения пришли потом. Потом я стоял, беспомощный и жалкий, и пытался бормотать слова оправданий, но слова тонули во всхлипах и забивались в глотку угловатым комком.

Первый кошмар приснился Смотрителю на четвертой неделе. Он записал его в электронный дневник, который обязан был вести. Кошмар был мерзкий и запомнился крепко — прошла зима, он активирует системы пробуждения, выходит на улицы… но город пуст, а воздух в нем отравлен запахом тления. Смотритель ошибся, упустил что-то, не заметил какой-то очень серьезной поломки… но как, как такое могло случиться, ведь автоматика же!.. и все горожане умерли.

На следующую ночь кошмар повторился, но стал более детальным, длинным.

Смотритель входил в подвалы, откидывал крышки капсул — и видел разлагающиеся трупы, желто-зеленые, уже начинающие растекаться потоками мутной зловонной слизи. Целыми, не тронутыми тлением, были только лица — синюшные, искаженные судорогой удушья. И глядя в эти лица, Смотритель понимал, что допустил поломку в системе снабжения, и не мог осознать, как и когда. Ведь он был внимателен…

Робот-психолог моментально истолковал его сны, как свидетельство чрезмерно ответственного отношения к работе, посоветовал больше времени уделять физическим упражнениям, а также назначил легкий транквилизатор из аптечки. Смотритель хмыкнул и пожал плечами. Его дневное сознание не верило в то, что где-то глубоко внутри он боится будущего и полагает, будто может не справиться со своей работой. Смотритель знал, что ничего не боится. Он знал, что делает все безупречно и нет причин для тревоги.

Принимать транквилизатор он все же начал, но дней через пять, когда кошмары стали медленно вползать в явь: Смотритель глядел на пульт, а видел картинки из сна — трупы, зловонные трупы с лицами умерших от удушья, с согнутыми руками, силящимися откинуть, процарапать поликарбонат крышек.

Таблетки не помогли. Электронный врач назначил новое лекарство, предупредив Смотрителя о побочных эффектах: сонливости и снижении аппетита. Побочные эффекты оказались налицо, а кошмары не кончились; не кончились они и на другом препарате, и на комбинации двух, судя по красной полосе на коробке — уже из разряда мощных, не тех, что принимают без рецепта.

Понял, что Другой — совсем еще росток, не умеет быть в связи. Понял, что нужно его научить. Моего ведь я научил, и очень быстро. Другой тоже научится.

Он один, и ему плохо. Всегда плохо, когда ты один. Он чего-то хочет, хочет очень сильно, но запрещает себе хотеть. Нужно помочь. Я хорошо умею помогать. Или не нужно? Или мне все равно, что происходит с этим живым?..

Все время Смотритель прислушивался, не раздастся ли сигнал контрольной системы, и ему казалось, что он отвлекся и пропустил звук, хотя его и невозможно было пропустить. Но — может быть, не услышал, пока был в душе? Может быть, сигнал отзвучал, пока он находился снаружи? Возвращаясь, он перечитывал все поступившие за время его отсутствия сообщения, не находил сведений о поломках — и не верил своим глазам.

Он стал бояться спать. Вечером литрами пил кофе, старался просидеть до полуночи, дольше — но все же засыпал, таблетки делали свое дело. И вновь ему снились кошмары — и тот, прежний, и новые, которых Смотритель поутру почти не мог вспомнить, только просыпался с криком, мокрый как мышь и трясущийся. Электронный врач изощрялся, комбинируя препараты — от какой-то из таких комбинаций Смотритель весь покрылся мелкой зудящей сыпью, от другой его тошнило три часа кряду.

Однажды Смотритель совсем перестал пить таблетки — и разницы не почувствовал. В тот день, выдавшийся безветренным после почти недельной бури, он отправился на обход. Уже метров через сто пути ему показалось, что кто-то идет следом. Тихо, стараясь попадать шаг в шаг, но иногда не успевая за быстрой походкой Смотрителя. Он обернулся — но, разумеется, никого не увидел. И, сколько не оглядывался, увидеть не мог.

На следующий день он с легким стыдом взял с собой ружье. Первые метры пути прошли в тишине, и Смотритель успел убедить себя в том, что это — психоз, такой же, как с ожиданием сигнала аварии, но потом за спиной вновь раздались шаги. И опять он оборачивался — и не видел никого на пустой, насквозь выметенной ветрами улице. Правда, в какой-то момент Смотритель краем глаза заметил приземистую тень, не отличающуюся по цвету от снега, юркую и опасную. Опасностью от нее прямо-таки веяло.