Рассказы

Иегошуа-Натану было лет семьдесят. Был он невысок, пузат и круглолиц. Старая шапка была напялена на его голову и зимой, и летом, и всегда он был очень занят, даже когда молодой резник унаследовал его место и забивал коров и быков, а ему, Иегошуа-Натану, остались лишь овцы да куры… Но теперь он был занят Богом и ежедневным чтением пяти Книг Псалмов. Из «Врат Сиона» он читал Стих Рахели и Стих Леи, а из толстого Сидура все последние молитвы, которые вообще народом редко читаются; а после отобранных им молитв, из каждой Книги Торы читал он отдельные главы сообразно с Законом Израилевым, ну, а потом просто толкования. Вставал он очень рано утром, а когда обедал (мяса он, как резник, не ел всю неделю), городские посредники базарных торговцев уже вертелись на рынке со своими тросточками, и солнце было высоко в небе. Нет такой Божьей заповеди, ни большой, ни маленькой, которую Иегошуа-Натан не исполнил бы до мелочей, и нет такого указа мудрецов или старинного обычая, который бы он не знал и не следил бы за его исполнением как следует. Просто невозможно представить, что человек его возраста мог сделать больше, чем делал этот старик. Иегошуа-Натан не сплетничал, не злорадствовал, а Богу молился не для того, чтобы в раю оказаться. Да он и там не выпячивался бы, потому что не учился ничему у спесивых да надменных. А вопросы задавать не переставал, и в законе еврейском был строг как никто, и от малейшего нарушения свирепел. Но делал это без злого умысла, а просто от природной требовательности. Господь Всемогущий так велик, а человек настолько мал, — что можно ощутить, посоветовавшись с Ним, окружённым бесконечностью… Потому и людей любил Иегошуа-Натан, и благотворительностью занимался очень по-простому и нерасчётливо, ибо с Ним — не сравнивайся!

Дом Иегошуа-Натана, вросший наполовину в землю, был самый старый в городке и стоял вплотную к синагоге, опираясь на неё одной стеной. А по праздникам или в дни свадеб места в синагоге хватало не всем, и чтобы для чтения отрывка из Торы можно было пригласить побольше людей — устраивали это в доме у Иегошуа-Натана. И если много бедняков приезжало в Тольну и не хватало всем места на ночлег за печью в синагоге, то ночевали тоже в его доме. Стол у него был простой деревянный, и не только самый большой в городе, но и самый «бесхозный», — ведь дом его никогда не запирался и никто ни выходящих, ни входящих представляться не просил.

Не было мальчишки в городе, который не исцарапал его ногтями и не изрезал его ножом до последней пяди. На нём и рисовали грифельными карандашами — бумага-то в Тольне дорога была! — всевозможных зверюшек и птиц, смешные рожицы, похожие на чёртиков, деревья с плодами и без и много ещё чего. Никто и не пытался за столом следить — хоть дырку в нём пробуравь! И не только стол был таким в этом доме — всё было таким. Даже в часах Иегошуа-Натана мы могли ковыряться день-деньской и изучать это чудесное царство колёсиков и пружинок. И на крышу его лазил каждый, кому не лень, и в прятки в его спальне играли. Была у него и жена — такая же по характеру, как и он сам, и никогда она нам не омрачала наших игр в их доме.

И вот пополз слух по Тольне, что хозяин этого дома собирается в Иерусалим!

И говорил об этом весь город: в синагоге и в лавках, взрослые и дети, потому как не случалось такого в Тольне с самого её основания.