Рассказы

Шары на столе, но ещё не уложены в треугольник. Беру один, взвешиваю. Делаю вид, что бросаю в толпу. Люди заслоняются руками, кто-то взвизгивает. Я скалюсь. Снова поднимаю руки.

Жирный разворачивает свиток.

— Итак! Сегодня!..

Толпа затихает.

— Сегодня состоится матч-реванш между представителями нашей провинции и провинции Синтик!

Толпе плевать, что он говорит. Она ревёт.

— От провинции Синтик выступает господин Вин!

— Фу-у-у! — ревёт толпа.

— От провинции Санлон — господин Риггер!

Толпа в восторге. Я хожу вокруг стола и принимаю овации. Вин стоит, скрестив руки на груди.

— Со стороны Санлон на кону свобода господина Риггера!

— Да! — толпа довольна.

— Ставка со стороны провинции Синтик не разглашается!

Снова «Фу-у-у!»

Я доволен. Публика любит меня. Я не могу проиграть.

Жирный делает паузу, чтобы дать публике наораться. Вин спокоен. Я внимаю толпе.

Наконец, шум стихает. Жирный провозглашает:

— Счёт идёт до десяти побед. За каждую победу выигравший имеет право забрать из свиты проигравшего одного человека, — он повышает голос. — И сделать с ним всё, что захочет!!! — он орёт.

Публика беснуется. Жирный знает, как её завести.

— Расчёт происходит по окончанию игры! — кричит он.

У Вина очень дорогой кий, заказной. Я замечаю инкрустацию золотом и перламутром. И какие-то рельефные руны.

Я не могу позволить себе дорогой кий. По очень простой причине.

Я подхожу к первому ряду зрителей. Прямо передо мной уродливая рожа какого-то мужика из быдла, страшная, небритая. Мне она не нравится. Я с размаху, подобно копью, вонзаю кий ему в глаз. Мужик пытается увернуться, но ничего не выходит. Кровь брызгает на соседей. Девушка рядом орёт. Я вижу, что она орёт от восторга, а не от страха. Публика беснуется. Я обламываю окровавленный кий и вздымаю вверх обломок. Восторг.

Иду за новым кием. Жирный пытается переорать толпу.

— Итак, партия начинается!

Пацан в синей блузе ставит треугольник.

— По правилам вызова первый разбой делает господин Риггер!

Уже ничего не слышно вовсе.

Я подхожу к столу.

Разбой.

Сплошной фиолетовый идёт в лузу. Моя игра.

Жёлтый. Чётко, без вопросов. Я играю быстро. Красный. Розовый. Зелёный.

Очень легко. Все выходы верны. Кручёный синий. Оранжевый.

— Четыре, — заявляю номер лузы для чёрного.

Чёрный.

Один — ноль.

Публика ревёт. Метаю кий в толпу. Попадаю в кого-то. Слуга приносит мне новый кий. Вдоль ряда зрителей уносят труп мужчины с обломком в глазу.

Вин подходит к столу. Слуга уже всё установил.

Разбой. Фиолетовый с полоской — в лузе. Он играет не хуже меня. Жёлтый. Красный. Розовый. Зелёный. Жёлтый. Оранжевый.

Чёрный.

— Один — один! — провозглашает Жирный.

Шары снова становятся в треугольник.

Мой разбой. Синий сплошной в лузе. Красный — розовый — оранжевый — фиолетовый — жёлтый — зелёный. Чёрный.

— Два — один!

Разбой Вина. В лузе синий с полоской. Красный — розовый — оранжевый — фиолетовый — жёлтый — зелёный. Чёрный.

И тут до меня доходит. Он играет не просто хорошо. Он играет шары точно в том порядке, в каком играл их я. В обеих партиях. Это невозможно. Забить с разбоя целевой шар невозможно. Шары ложатся в пирамиду случайно. Попасть с разбоя целевым шаром — значит, иметь безумный навык. Такого не может быть.

Я подхожу к столу. И понимаю, что я боюсь.

Мне плевать, что я не получу этот mortirum. И без него неплохо живу. Мне плевать на свободу, я бессмертен. Вырвусь.

Я боюсь проиграть на глазах у этой толпы. На глазах людей, которые меня боятся. Потому что они не простят мне проигрыша.

Я никогда не испытывал страха. Ни перед кем, ни перед чем. Теперь я знаю, что это такое. Страх — это когда трясутся руки. Когда ты смотришь не туда, куда должен смотреть. Когда думаешь о постороннем. Страшна не вещь, которой боишься. Страшен сам страх.

Я примеряюсь к битку. Целюсь. Разбой. В лузе красный с полоской. Кладу за ним синий, фиолетовый, оранжевый, розовый, зелёный, жёлтый.

Биток стоит плохо. Нужно играть дуплетом. Заявляю лузу.

Примеряюсь. Толпа ревёт.

Я боюсь. Сейчас я могу промахнуться, и тогда он уже не отпустит инициативы.

Я не промахнусь. Нет, не промахнусь.

Удар. Шар катится, ударяется в противоположный борт, идёт к чёрному, толкает его. Чёрный катится к лузе.

Ударяется в щёку.

И останавливается.

9.

Я просто смотрю, как Вин легко выигрывает две партии подряд и выходит вперёд.

— Два — четыре! — провозглашает Жирный.

Я чувствую удовлетворение в его голосе.

Я встаю. Я немного успокоился. В горле пересохло. Глотаю прохладную воду.

Надеяться на ошибку Вина нельзя. Надо вынудить его на отыгрыш.

Свою партию я беру.

Он — свою. Три — пять.

И снова то же самое. Четыре — шесть.

Пять — семь. Шесть — восемь. Семь — девять.

И каждую партию, каждую грёбаную партию Вин демонстрирует своё абсолютное превосходство. Он забивает шары точно того же цвета, точно в такой последовательности, что и я.

Восемь — девять.

Толпа бесится. Она жаждет крови. Я не хочу проиграть. Я не хочу потерять Бельву. И даже эти уроды — Носорог, Лосось, Жирный — кажутся мне сейчас гораздо более родными и приятными, чем изысканные незнакомцы провинции Синтик.

Вин подходит к столу и наносит удар.