И, сказав эти слова, поцеловал конец заряженное ружье прямо в дуло. Нажал заяц на курок — осечка. Нет от ружья стрелянья! Нажал еще раз — выстрел грохнул, полетел из дула заряд смертоносный, от которого никто заговориться не может (лесной орех, пчелиным воском обмазанный), да все мимо конца! Метил заяц в цель, а попал в пень. Одно слово — косой… Потемнело у зайца в глазах, померещились ему рыбы толстые, оспицей покрытые, выронил он ружье из лап, упал, ударился оземь и обернулся мертвым зайцем.
А круглое дальше покатилось. Из лесу на опушку, с опушки на поле, с поля к околице, с околицы — в село. А в селе уж недоброе почуяли! С утра еще заметили, что все кони на конюшнях в мыле, а тут еще и воздух серой запах. Поп-никонианец на колокольню влез, от греха подальше, набат организовал. А толку-то! В селе, большей частью, староверы живут — а они все по своим каплицам подземным попрятались да прикидывают, что лучше сделать — самосжечься али самозакопаться?
Сидит на завалинке старый дед, козью ножку крутит. Выходит к нему из избы старуха, спрашивает:
— А что это у нас, вроде как, сульфуром попахивает да земля трясется, будто царство индейское?
— Проблема есть, — отвечает дед, закуривая. — Катится к нам из лесу круглый игоша, который есть конец всему сущему.
Бабка так и застыла, рот разинув. Немая сцена. Как говорится, слов нет, жди перевода на тот свет! Домовой-суседко — и тот за печку спрятался и от страха трясется. Тоже и он понимает драматизм ситуации.
Тут как раз и круглый конец прямиком в их калитку закатывается!
— Я лисе пришел, медведю пришел, волку пришел, зайцу пришел и вам тут всем приду. А тебе, старче, первому!
Но дед, бывший суворовский солдат, не так прост был. Он ведьмин счет знал.
Да не какой-нибудь там: «одион-другион-тройчан-черичан» или: «пера-эра-чуха-рюха» — это ведь не ведьмин счет, а считалки детские. А настоящий ведьмин счет, он вот каков: он как наш, только оборотный!
Прошамкал дед беззубым ртом:
— Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один… ноль!
Как прозвучало слово «ноль», как услыхало чудище круглое свое имя, так и воли лишилось! Потащила ведьмина сила круглый конец на окно студеное, оттуда на сковороду горячую, распряглось там круглое, расплылось, растеклось, сняла его бабка со сковороды, масло выжала, тесто раскрошила, крошки сухие по коробам раскидала да по сусекам разметала.
Страшные рисунки
Каждое утро, проснувшись, Патти обнаруживала на полу своей комнаты страшные рисунки. Приходилось брать тряпку и мыть пол. В это время папы дома уже не бывало, он уходил на работу. Почему он не заходил по утрам взглянуть на спящую дочь, это, честно говоря, странно. Тем не менее, это факт. Папа по утрам не заходил. И это спасало его. Дело в том, что рисунки были очень страшные. Настолько страшные, что любой взрослый, увидев их, мог бы не выдержать и повредиться в уме. Или получить удар. Только крепкая психика ребенка способна была безболезненно выдерживать вид этих рисунков.
Патти относилась к рисункам спокойно. Она просто вытирала их. Ну а то, что это приходилось делать каждое утро, не сердило ее. Патти была очень разумной девочкой и понимала, что у каждого могут быть свои недостатки. Но если ты кого-то любишь, ты можешь ему многое прощать, мириться с некоторыми неудобствами. Если ты держишь, например, волнистого попугайчика, ты должна спокойно относиться к тому, что вся мебель в доме покрыта его пометом. Если у тебя есть папа, надо мириться с тем, что он курит на кухне свою ужасную трубку. И если ты любишь своих кукол — приходится терпеть и их рисунки. Ну, не сами рисунки, а то обстоятельство, что их надо каждое утро вытирать.
Эти страшные рисунки по ночам рисовали куклы. У Патти были очень красивые куклы! Хочется сказать: «теперь таких не делают». Но это, пожалуй, было бы неправдой. Сейчас, как раз, опять делают очень красивых кукол, но они стоят бешеных денег…