Мы идем в самое хреновое место на всем белом свете, и даже не догадываемся об этом. Путь тянется по узкому горному перешейку, тянется, тянется, тянется. «Скатертью, скатертью дальний путь стелется и упирается…» Прямо в смерть.
С командиром не разговаривают. Его слушают. И слушаются. «Если я сказал, что мы пройдем, значит мы пройдем! Я лично совсем не боюсь этих выстрелов! Я не боюсь этих блядских выстрелов! Двигайте жопами, вы же воины!»
Какие мы, к черту, воины? Мы простые ребята, такие же как все, и отличаемся от всех только тем, что одной ногой находимся в могиле. Вот Старик — тот, да, воин. Весь покрыт шрамами. Весь организм Старику пулями исцарапало.
Сзади Маленький жалуется Рыжему:
— Нет, ну правда, ты только прикинь — я здесь, а она там. Она же молодая, горячая девушка. Нет, я не уверен, что мне удастся сохранить с ней отношения.
— Твоя сейчас задача сохранить отношения со своей собственной задницей, мудила!
— Что там за разговоры? — кричит командир.
— Да Маленький, блин, опять трахает мне мозги! Он по этому делу специалист.
Ответил Рыжий. И полетел в пропасть, получив пулю в голову.
Мы не маскируемся, не скрываемся. Такой возможности просто нет. Мы просто идем. По радио звучит «Любэ»: «Третьи сутки в пути… Рота прет наша, прет».
В пропасть полетел Гусь. Сам, без выстрела. Посмотрел налево? Не знаю. Может, посмотрел. Может, нет. Думаю, дело не в этом. Просто у каждого есть свой предел прочности. Видно, Гусь перешел свой предел…
Следующий мой шаг оказался последним. Пуля попала в правую ногу. Даже, можно сказать, не попала, а царапнула. Но я оступился. И живым полетел в бездну.
Мы вышли на узкий горный перешеек. Плотность огня справа была просто сумасшедшая. Совы над нами ухали как бешеные. В первую же секунду сняли Дикого. Старику… Я никогда такого не видел… Старику отстрелили голову. Черт, из чего они там стреляют? Или просто у Старика вышел запас прочности?
Я теперь командир. Веду цепочку. Надо вздрючить молодых салабонов, что тащатся сзади — Рыжего, Маленького, Гуся.
— Налево не смотреть! Кто посмотрит в пропасть, туда и полетит. А сам не полетит — я помогу.
А направо ребята посматривают. И я смотрю. Иногда удается разглядеть снайперов. Хотя, в общем, что это за снайперы… Говно, а не снайперы. На наше счастье.
Когда-нибудь все это кончится. Ребята только о том и мечтают — чтоб все это поскорее кончилось и они вернулись домой, к обычной жизни. Я не хочу им говорить, но я понимаю: для нас обычной жизни больше нет. Не существует.
Пуля просвистела над самым ухом. И я вижу, кто стрелял! Совсем молоденькая сучка. Черные волосы собраны в пучок на затылке. Подумать только — совсем еще девчонка!
Здесь случается так много всякого дерьма, что надо иметь крылья и летать, чтобы не сидеть в этом дерьме по шею…
По радио ди-джей читает письмо радиослушательницы: «Наш сын сейчас выполняет интернациональный долг в горячей точке. Когда он уходил, мы сказали ему…»
Рыжий оборачивается к Маленькому:
— А мне, когда я уходил, мой батя сказал так: «В том, что ты вернешься домой, я не сомневаюсь. Но желательно, чтобы ты вернулся не по частям, а целиком».
Рыжему попали в живот, он скрючился и полетел вниз.
Ди-джей заканчивает читать письмо слушательницы: «…Возвращайся к нам скорее, сынок! Мы любим тебя!»
«Любэ» затянуло свою волынку: «Давай за все, давай, брат, до конца…»
И, все-таки, всем чертям назло, мы дошли! Не все, но дошли! Только я, Маленький и Гусь, но мы добрались! Дорогие наши товарищи, Дикий, Старик, Рыжий — ваши смерти не напрасны! Вы помогли нам дойти.
Вот только что нам делать дальше? Об этом никто нам не сказал. Наверное, Дикий знал, но я не знаю. Черт, что еще за хрень?! Какого х…??!
Впереди провал, и я лечу вперед, в пропасть.
Дикого убили сразу. Теперь наш командир — Старик.
Справа стреляют. Слева зияет бездна. Если смотреть налево, может закружиться голова. Пропасть может загипнотизировать, притянуть. Посмотришь налево — и сам не заметишь, как полетишь туда. На месте командира я бы объявил, что смотреть налево запрещается. Может, командир и хотел бы это сказать. Но у нашего командира, Старика, нет головы. А значит, нет и рта. Нечем говорить.
Безголовый ведет нас куда-то вперед. А мы хотим домой. Но у нас есть только два пути домой — смерть или победа. Причем, что такое «победа» — мы понятия не имеем.
Налево не смотреть, направо тоже лучше не смотреть. Если же совсем закрыть глаза, то в моем сознании всплывает улитка. Я вижу улитку, ползущую по лезвию бритвы. Это мой сон. Мой ночной кошмар. Ползти, скользить по лезвию бритвы, но выжить!
Гусь боится, что погибнет, и так и не успеет побывать в Дисней-Ленде. По его мнению, это самое удивительное место на свете. А по-моему, самое удивительное место на свете — здесь.
Маленький жалуется:
— Гусь опять трахает мне мозги! Он прямо специалист по этому делу!
А Гусь летит вниз. Сняли Гуся. Прощай, братишка. Если я выберусь, я побываю за тебя в Дисней-Ленде, обещаю!
Я видел, кто стрелял. Совсем молоденькая сучка. Черные волосы собраны в пучок на затылке. Она действительно снайпер.