Рассказы

Велико было удивление жителей Виламорта, оно было большим, чем в день свадьбы, когда они заметили, что дон Фортунатто, которому предсказывали на восьмой день сойти в могилу, стал выглядеть лучше, вплоть до того, что даже помолодел. Он и ходить немного начал, первое время опираясь на руку жены, потом на трость, всегда немного уходя вправо, а ноги его дрожали мелкой дрожью. Через два или три месяца после женитьбы он смог сходить в казино, а через полгода — о чудо! — он сыграл партию в бильярд, сняв сюртук, он снова стал человеком. Казалось, что на него натянули новую кожу, ему ввели соки юности, со щек исчезли глубокие морщины, он поднял голову, глаза не казались больше мертвыми, теми, что были на черепе.

Врач из Виламорта, известный Тропиецо, повторял с комическим ужасом:

— Меня бы сильно злило, если бы у нас здесь не обитал один из тех долгожителей, о которых пишут в газетах.

Тот же самый Тропиецо лечил Инесину в течение долгой болезни, после которой она умерла-бедная девушка! — если даже не исполнилось двадцати лет. Истощение, чахотка, лихорадка, все, в чем выразилось сильнее всего разрушение организма, который все свои жизненные силы отдал другому.

Да, племянницу священника достойно проводили в последний путь и достойно похоронили, но дон Фортунатто искал невесту. На этот раз или он уйдет из деревни, или толпа подожжет его дом, а его вытащит оттуда, чтобы убить, нанеся чудовищные побои. Такие вещи не прощаются дважды! И дон Фортунатто улыбнулся, показав между фальшивыми зубами конец сигары.

Странник

Леденяще-холодной была ночь. Ветер гневно и страшно завывал, не прекращаясь, шел дождь бурными потоками, те два или три раза, когда Марта осмелилась подойти к окну, чтобы посмотреть, успокоилась ли буря, ее ослепили багровые вспышки молний и ужаснул грохот грома, который, казалось, гремел прямо над головой и стремился вниз, к дому.

В тот момент, когда буря сильнее всего бушевала Марта отчетливо услышала стук в дверь и то, как кто-то жалобно просил ее открыть. Несомненно, благоразумие посоветовало Марте не послушаться, так как в такую страшную ночь ни один добропорядочный человек не отважится выйти на улицу, только лишь преступники и насильники способны скитаться под дождем и ветром, ища приключений и добычи. Марта должна была подумать что тот, у кого есть дом, очаг, там и сидит, рядом с матерью, женой, сестрой, он не выходит наружу в январе, с безрассудным отчаянием не звонит в дверь снаружи, не тревожит покой честных и порядочных девушек. Но долгие размышления, моя достойнейшая госпожа, бывают только причиной опозданий, поэтому они годятся лишь для того, чтобы отравлять удовольствие и готовить пищу терзаниям. Размышления Марты остались позади, как обычно, в порыве жалости, первом, который возник в сердце женщины, нечто побудило ее через дверь сочувственно спросить:

— Кто вы?

Голос, сладкий, волнующий тенор, прозвучал:

— Странник.

И, да благословенна будет Марта, она, не вдаваясь в дальнейшие расспросы, убрала засов, сняла замок, повернула ключ, повинуясь этому сладкому и волнующему голосу.

И путник вошел, вежливо кивнув, легко поклонившись, снял с себя шляпу, с перьев которой стекала вода, она совсем промокла от дождя, поблагодарил за гостеприимство и расположился у очага, который так ярко горел, разожженный Мартой. Она не осмелилась взглянуть на него, потом что запоздавшее благоразумие дало знать о себе, и Марта поняла, что дать приют первому, кто постучал в дверь — это очевидное безрассудство. Однако, даже не поднимая взор, она видела, что был гость молод и хорош собою, бледен, белокур, с прекрасным и грустным лицом, ему было привычно отдавать приказы, и он занимал высокое положение. Марта почувствовал себя скованной и полной смущения, но странник к выразил признательность и сказал ей самое лестное, что казалось более приятным из-за его волшебного голоса, наконец, чтобы скрыть волнение, она поспешила готовить ужин и предложила путнику самую лучшую комнату в доме, чтобы он там выспался.

Испугавшись собственного нескромного поведения, Марта всю ночь не могла заснуть, ожидая рассвета, чтобы проводить гостя. И случилось так, что, когда он спустился, улыбающийся и отдохнувший, она и слова не молвила о том, что ему нужно уезжать, то же самое в обед, и вечером, Марту приводили в восторг и восхищали его красноречие и умение вести беседу, она так и не отважилась сказать, что вообще-то не была настоящей хозяйкой дома.

Шли недели, проходили месяцы, и в доме Марты не было иного хозяина и иного господина, кроме этого странника, которого одной бурной ночью Марта непредусмотрительно приютила. Он приказывал, Марта подчинялась, покорная, тихая, быстрая, как мысль.