Рассказы

Я стою спиной к тебе, лицом к людям, но людей не вижу… паства, стадо жадное и нетерпеливое, испуганное и ненавидящее. В рай под хлыстом пастуха? По узкой тропе? А что там, за вратами? Не лавка ли мясника, который прячется под маской Бога? Ведь тот не может быть жесток настолько, как мне видится сейчас?

И что я делаю здесь, среди них? Собственными руками отдаю то, что дороже всего. Отрекаюсь. Во имя веры. А веры нет.

Credo, Domini.

В словах пустота.

– Ведьма! – тонкий детский голосок взлетел к небу. – Ведьма!

…carnis resurrectionem… /воскресение плоти/

– Ты уверен, что желаешь этого? – Брат Томас хмурится пуще прежнего, скребет брюхо, смотрит недоверчиво. – Совсем не обязательно… ты и без того проявил себя верным сыном Матери нашей Церкви.

– Только пройдя весь путь, можно разрешить сомненья.

Я понял это лишь сейчас, правильно, логично, дойти до конца того единственного пути, который вижу. И то, что ждет меня, страшит, но иначе… иначе я сойду с ума, погибну в спорах с самим собой.

– Я верую, – не знаю, для кого предназначены эти слова, для меня ли, для брата Томаса, но он, чуть подумав, кивает.

Руки дрожат, то ли оттого, что факел неожиданно тяжел, то ли от робости. Я иду к тебе, с огнем и очищением.

… с болью и предательством.

Я иду к тебе со словом Господа и прощением.

…без надежды быть прощенным.

Воскресением души.

…смертью.

… vitam aeternam. /жизнь вечную/

Я подошел близко, недозволенно близко, но теперь мне нет дела до правил и установлений. Я хочу попрощаться. Вдохнуть последний раз твой запах – кровь, грязь и никакого вереска. Обнять, губами губ коснуться, рукою провести по коже израненной и заглянуть в глаза. В них по-прежнему живо небо… такое, как дoлжно, потерянное, недоступное и чистое…

Я смотрюсь в него и отраженная душа уродлива. А ты прекрасна.

Amen.

Рука сама разжимается, факел падает на хворост, тот в одно мгновенье вспыхивает, вырастая сзади огненной стеной. Зато теперь могу обнять тебя, почти как раньше… а ты закрой глаза, усни, доверчивый мой ангел. Там, за порогом, вспомни обо мне.

Ты спасешься.

Я верую.

Эоли

Танцуй, Эоли, пляши, Эоли, лети, Эоли, птицей ли, ветром ли, босыми ногами по мостовой. Браслеты скользят по рукам, то вверх, почти слетая с тонких пальцев, то вниз, к локтю, волшебным перезвоном музыки, которая слышна тебе одной, и может быть, немного мне.

Ласкаю струны, лучше бы тебя, вот так, то нежно, то почти жестоко, то умолять, то требовать, то замирать и слушать… твое дыхание, и сердца стук, и то, как шелестят подошвы, касаясь камня.

Танцуй, Эоли, для меня танцуй, забудь о тех, кто смотрит, завистливо и жадно, не пляскою любуясь – тобой, тем, как вздымается грудь под тонкой тканью, как жемчугом блестит на смуглой коже пот, как ты, слегка сбиваясь с ритма, в волнении прикусываешь губы, хмуришься. Боишься, и людей, и взглядов.

Не надо, Эоли, они того не стоят.

Ничего не стоят, ни гроша из тех, что с таким презреньем швыряют тебе под ноги. Ни взгляда, ни улыбки, ни даже ненависти.

Звенит струна, срываясь в крик. Опять. Ты замираешь, зная наперед, что будет дальше. И я тоже знаю, я не хочу, я сдвигаю время, вытягивая музыку сквозь боль, пусть пальцы омертвели, но я играю, а ты танцуй… моя Эоли, чужая Эоли…

С кем ты уйдешь, когда мелодия иссякнет? Вон с тем купцом, который уже час стоит и смотрит так, что даже слов не надо, чтобы понять его желания. Или вон с тем мальчишкой, он юн, красив и, судя по одежде, богат. Или с военным, что небрежно швыряет серебро к твоим ногам?

Кого ты выберешь на этот раз? А кто из них вернется завтра, чтобы увидеть новый танец… чтобы опять купить тебя?

Не знаю. Не хочу. Закрыть глаза и, превозмогая боль, играть. А пальцы снова в кровь…

Танцуй же, Эоли.

Расскажи мне сказку

Расскажи мне сказку, пожалуйста. Или не мне, просто расскажи, про ветер, который шепчет деревьям о скорой осени, о том, как слова его порождают печаль и вот уже березы оплакивают золотом еще не ушедшее лето, осины дрожат в предчувствии холодов, и лишь дубы, величественно-равнодушны, ловят солнечный свет.

О море расскажи, как на зиму седеет редкой пеной, злиться, рвет холодными лапами берег, будто желает стереть тонкую пленку льда, и зима отступает, зима уступает узкую полосу серого песка и немного гальки.

Расскажи о весне, что приходит робким теплом, надеждой и светом, как разбужены, растроганы и растеряны, сосны сочатся янтарной смолою, а ветер черпает морскую воду и несет к берегу, норовя расплавить снег, чтобы земля скорее отогрелась. И просыпаются драконы, ревут и чертят небо причудливым рисунком весеннего полета… пора любви.

И безнадежности.

Но ты не слушай, ты говори, теперь о том, как разгорается жаром лето, и пыль летит, а воздух пахнет вереском.

Расскажи о кораблях, что уходят туда, за тонкую черту, объединяющую море с небом, о воинах, купцах и тех, кто лишь дорогою живет. О чайках и рыбьехвостых девах, поющих славу бурям, о Морском Царе и дочерях его.