Странники были измучены дальней дорогой, но отказ от приглашения хана могло накликать беду. В этой стране, они мусофиры — путники, гости. На Востоке по шариату путник, гость — человек оберегаемый Богом и каждый мусульманин — должен по возможности помогать путнику, тем более дервишу — человеку Аллаха.
Во дворце горели огромные масляные лампады, сновали слуги, на входе и коридорах стояли воины с копьями. В обеденном зале на дорогих коврах были расстелены атласные одеяла, разложены бархатные подушки, на расписных скатертях всевозможные яства, зал пропитан индийскими благовониями. Словом, во дворце было празднично.
Гости заняли свои места. Глашатай объявил о выходе хана. Абдурашид хан был молод, красив, мужественен. Он занял свое место, расселись дервиши, вельможи и начался пир. Слуги несли разные блюда. Хан рассказывал о достоинстве подносимой еды, секретах их приготовления, настоятельно просил отведать то или иное блюдо, говорил о качествах продуктов, расхваливал придворных поваров, рассказывал о мастерстве и изысканности их вкуса. Как о большой науке, рассуждал о пряностях, привозимых ему из Индии, Персии и других стран. За чаепитием он говорил о достоинствах китайского чая, завозимых ему из «Поднебесной». И только в конце вечера хан стал расспрашивать о том, где были странники, что видели, что слышали, о жизни народов, религии, правителях.
Глубокой ночью закончился пир. Хан пожелал дервишам хорошего сна. Их отвели в богато убранное спальное помещение. От обильной трапезы странники не могли сразу уснуть. Стали тихо рассуждать о доброте и гостеприимстве Абдурашид хана.
Правитель Кашгара имел особенную страсть, тайно подслушивал разговоры своих гостей. В спальне для этого, одна из стен была выложена настолько тонкой, что можно было слышать даже шепот. Дервиши говорили много хорошего о хана, его доброте, о красоте края, города.
Но насторожился хан, когда подросток сказал: — «Я не могу понять всего того, что происходило в этот вечер, но мне показалось, что в жилах правителя страны течет не ханская кровь».
«Ты говоришь истину, — сказал зрелый дервиш, — в его повадках, смысле сказанного, много от среднего сословия, простолюдина, ремесленника. А вся напыщенность, царственность всего лишь удел дворцовой жизни, восточная игра».
«Вы оба правы, — сказал самый старый, — я долго вникал в суть сказанного им. Он не похож на старого хана Абдурашид хан — сын повара». Слова старого пилигрима прозвучали, как приговор. Разговоров больше не было.
Хан в гневе хотел ворваться к спящим дервишам, разрубить их на части, но разум повернул его в спальню матери. Он приказал разбудить ее. Несколько мгновений она не могла понять, почему сын так возбужден, что разгневало его в такой поздний час.
«Что с Вами, сынок?» — спросила женщина.
«О мать моя, — крикнул Абдурашид, — скажите, кто мой отец?»
«Сынок, вы родились через пять месяцев после смерти вашего отца-хана. Он очень мечтал о сыне, к сожалению, судьба не позволила вам увидать друг друга. Ваш отец старый хан», с тревогой ответила мать. Абдурашид выхватил из ножен саблю и твердо произнес: — «Если вы сейчас не признаетесь мне, кто мой истинный отец, то тут, на ваших глазах я покончу с собой».
Ханская мать зарыдала: — «И даже долгие годы не могут скрыть тайный грех». «Я вышла замуж за вашего отца — хана, когда ему было восемьдесят лет. Он был славный воин, искусный стратег, справедливый правитель, великий оратор, но зачать дитя он уже не мог. А красивому повару вашего отца было сорок лет. Он был молод, полон сил и очень любил вашу мать. Вы родились после смерти старого хана. Мы объявили вас наследным принцем. Чтобы еще глубже закопать тайну моего греха, повара отправили на войну, где он скоро погиб».
По щекам старой женщины текли слезы. Она горько оплакивала свою судьбу, оплакивала несостоявшуюся любовь красивого повара, оплакивала грех, который поднялся из глубин десятилетий и снова предстал перед ней.
После утренней молитвы Абдурашид хан пригласил дервишей на завтрак. Стол снова был полон яств, но хан был суров и не многословен. Затем приказал оставить его одного со старым пилигримом.
После долгого молчания хан сказал: — «Я никогда не попадал в такое трудное положение. Я впал в искушение, мной одолело любопытство, и я подслушал ваш разговор. Ваша проницательность заслуживает смерти — за такие суждения нужно было снести вам головы. Но я решил дойти до сути. Мать моя открыла тайну отцовства сыну. Теперь я знаю, кто я. Прошу ответить мне на один вопрос: как вы догадались о моем происхождении?»
Старик, вероятно, был готов к такому обороту ночных бесед и спокойно начал: — «Я прожил долгую жизнь, многое видел, немало знаю и готов ко всему. Я прошу пощады для моих друзей по странствию. И если ваше ханское величие помилует моих спутников, я отвечу на ваш вопрос».
«Я всех вас отпущу с миром», — ответил хан.