Рассказы

Кристел задумалась. Как объяснить, чем занимается ее муж? Она познакомилась с ним в гостях. Он сидел на полу, что-то говорил, а все вокруг покатывались со смеху. Кристел тоже засмеялась - сама не понимая почему. У Марка был дар смешить людей, но объяснить, в чем он заключался, Кристел не сумела бы.

- Он певец, - сказала наконец она.

- Певец... - повторила женщина.

Она откинула голову, закрыла глаза и запела. Ханс перестал ерзать и во все глаза смотрел на нее.

Женщина допела песню до конца, и Кристел закивала: "Хорошо. Очень хорошо", хотя не поняла ни слова, да и такую манеру пения, напоминавшую тирольскую, она терпеть не могла.

- Муж любил слушать, как я пою, - сказала женщина. - Думаю, я могла бы стать певицей. - Она допила спиртное и теперь задумчиво смотрела на пустой стакан.

Снаружи доносились голоса мужчин на скамейке - равномерный, низкий гул. Кто-то громко рассмеялся.

- На нашем выпускном вечере пел сам Дел Рей, - сказала женщина.

Хлопнула дверь. В кухню, тяжело ступая, вошел тот самый мужчина, что нагло пялился на живот Кристел. Он и теперь с любопытством на нее уставился. Женщина улыбнулась вошедшему. Скорбная складка в углах рта разгладилась, а губы чуть-чуть приоткрылись, словно она собиралась что-то сказать. Мужчина подошел к холодильнику и стал доставать из него бутылки с пепси.

- Представь себе, Уэбб, - начала женщина. - Оказывается, муж этой девушки - певец. - Потянувшись к мужчине, она провела рукой по его спине. - Надо что-нибудь купить к ужину, - прибавила она, - если ты не хочешь опять есть кролика.

Мужчина молча пнул ногой дверцу холодильника и с позвякивающими бутылками пепси в руках пошел к выходу. Ханс соскользнул с колен матери и побежал за ним.

- Ханс, - позвала сына Кристел.

Мужчина остановился и окинул взглядом малыша.

- Все правильно, - заявил он. - Топай за мной.

Только сейчас Кристел впервые услышала голос мужчины - писклявый и какой-то тусклый. Мужчина вышел на улицу, а Ханс побежал следом.

На Марке были старые, разношенные ботинки, в автомобиле он чувствовал себя в них вполне удобно, но уже после пяти минут ходьбы ноги стали гореть. И глаза жгло - от пота и яркого, бьющего в лицо солнца.

Сначала Марк пробовал петь, но после двух песен в горле сильно запершило, и он прекратил драть глотку. Да и вообще песня о Камелоте глупо звучала посреди пустыни, и не только глупо, а даже как-то пугающе - таким слабеньким казался голос в этом море песка. И он пошел дальше молча.

Асфальт лип к ногам. При каждом шаге ботинки издавали слабый чавкающий звук. Марк подумал, не пойти ли по обочине, но не решился, опасаясь змей.

Он убеждал себя, что нельзя падать духом, но в голову все время лезла одна и та же мысль: им уже не попасть в Лос-Анджелес к обеду. Как всегда, они притащатся слишком поздно, из автомобиля будут сыпаться разные вещи, Марку придется запихивать их обратно, а Кристел с повисшим на шее Хансом будет выглядеть в свете фар смущенной и потерянной. Дружок Марка к этому времени уже будет в халате. Они попытаются все обратить в шутку, но напряжение так и не спадет. Приготовив постель Кристел и собрав кроватку Ханса - последнее займет уйму времени: выяснится, что половины шурупов не хватает, - Марк с приятелем уединятся на кухне за пивом. Беседа не будет клеиться - они раззеваются и вскоре отправятся на боковую.

Марк ясно представлял себе, как все произойдет. За что бы они с женой ни брались - конец один: они вечно проигрывают.

Навстречу Марку пронесся грузовик. В нем сидели двое мужчин в ковбойских шляпах. Они мельком взглянули на Марка и тут же перевели взгляд на дорогу. Марк остановился, глядя, как грузовик постепенно тает в палящем зное.

Потом повернулся и снова пошел вперед. Вдоль дороги поблескивало битое стекло.

Если бы Марк здесь жил и, проезжая по этой дороге, увидел одиноко бредущего человека, он обязательно затормозил бы и спросил, не нужна ли помощь. Марк верил во взаимовыручку. Хотя ему лично никто не нужен. Сам справится.

Да, он ни в ком не нуждается. Не нужна ему ничья помощь, в том числе и Датча с Дотти. Сам справится со всеми проблемами, и когда-нибудь они пожалеют, что не захотели помочь. Он добьется успеха в Лас-Вегасе или еще где-нибудь, будет выступать в известнейших клубах. А под конец сезона пригласит Датча и Дотти на прощальный концерт. Купит им авиабилеты первого класса, поселит в лучшем отеле, вроде "Сэндса", и усадит в первом ряду. А после концерта, когда зал будет бесноваться от восторга, свистеть и топать ногами, он вытащит Датча и Дотти на сцену. Он встанет между ними, держа их за руки, и, когда аплодисменты и вопли стихнут и в зале воцарится тишина, поднимет руки Датча и Дотти и громко произнесет: "Друзья, мне хочется представить вам моих родителей и сказать, что они для меня сделали. - Тут он немного помолчит для пущего эффекта и напустит на себя серьезный вид. - Сказать, что они для меня сделали, невозможно, - тут еще одна пауза, - потому что они не сделали для меня абсолютно ничего. Ни черта они для меня не сделали".