Рассказы

Двадцатый век, привыкший ко всему и вся, а под старость так и вовсе утративший способность удивляться всяческим катастрофам и потрясениям, тихо догнивал под московскими заборами, измождённым бомжом глядючи на сильных мира сего, несомненно уже беременных, судя хоть по тем же животам, веком двадцать первым. Москва менялась как могла, пытаясь даже делать дорогостоящую операцию по перетяжке морщин и всяческому омолаживанию. Вообще что-то менялось-таки, _снова_ менялось, вопреки пугливому бурчанию сильных мира о том, что всё как было, так есть и будет, а животы у них толстые просто от государственных забот, а вовсе не от близости нового века. Только вечно двадцатилетние нытики-студенты, почётные тараканы московских общежитий, были как бы вне этого. Отрешившись от всего мира, они с мрачным упорством уделывали водку в своих конурках, пели песни середины отходящего века про наркотики, любовь и гадкую советскую власть, зубрили к зачётам тарабарскую учёность, а после оных радикальными средствами пытались вышибить её из головы... Их было жальче всего - оторвышей, оскрёбышей и обломышей былой жизни. По сравнению с ними даже эти перманентные московские старушки, которые днём блокадно-стоически мёрзли около метро, толкая хлеб и сигареты, вечером смотрели по чёрно-белому "теливизиру" двести лохматую серию мексиканского фильма про грудастых тёть с большими заплаканными глазами, а ночью в своих потухающе-чувственных снах видели возвращение советов и собесов - так вот, даже они выглядели более современно, чем эти архаичные вузовские очкарики.

...продолжение следует...

Аминь. Алексей Чадаев.