Рассказы

Фиш перерыл все ящики стола и наконец выудил оттуда папку и блок проклеенных желтых марок.

Кряхтя, Фиш уселся за стол и после длительного пережевывания сигары, черновых набросков и вычеркивания напечатал следующий текст:

["Уважаемые господа!

Прошу вас проинформировать меня, к какому языку принадлежат прилагаемые слова, а также каковы их значения. Будьте также любезны отнестись к данному делу со всем вниманием, поскольку оно не терпит ни малейших отлагательств".]

На отдельный листок Фиш выписал все сомнительные слова из параграфа о красных кнопках, хитроумно перемешал их так, чтобы никто не смог догадаться, в каком порядке они располагались. С каким-то дурацким ощущением он аккуратно дорисовал все кружочки и точечки. Затем написал на конверте обратный адрес, приклеил одну из желтых марок и постарался отправить письмо прежде, чем успел об этом пожалеть.

— Мой риторический вопрос, — хитроумно обратился Фиш к молодому физику, стараясь перекрыть общий гам на приеме с коктейлями, — имеет чисто научную подоплеку. Скажите, могли бы вы сделать машину, умеющую рисовать? — С лучезарной улыбкой он смотрел на маячившее перед ним пятно в роговых очках — физиономию молодого человека. Фиш принял на грудь уже три "Мартини" и — вот так так! — порядком поплыл. Но в то же время, ясное дело, полностью себя контролировал.

— Гм, а что рисовать? Если вы имеете в виду карты и графики, то конечно, или что-нибудь вроде пантографа, чтобы увеличивать…

— Нет-нет. Рисовать пркрсные кртины. — Последние два слова несколько смазались. Фиш качнулся взад-вперед. — Чисто риторический вопрос. — Прицелившись, он успешно опустил бокал на проносившийся мимо поднос и взял оттуда другой.

— А-а… Ну, тогда нет. Да, определенно нет. Насколько я понимаю, имеется в виду, что такое устройство создавало бы оригинальный рисунок, а не просто выдавало то, что в нем запрограммировано. Тогда в первую очередь понадобится невообразимо громадный банк памяти. Скажем, если потребуется, чтобы машина нарисовала лошадь, ей надо будет знать, как выглядит лошадь отовсюду и во всех положениях. Затем ей придется выбрать из, скажем, десяти — двадцати миллиардов подходящий вариант, а затем нарисовать эту лошадь в нужной пропорции со всеми остальными деталями рисунка и так далее. Но если вам. Боже сохрани, нужна еще и [художественность], тогда, полагаю, придется рассматривать отношение каждой детали ко всем остальным в соответствии с неким эстетическим принципом. Лично я даже не знаю, как тут подступиться.

Фиш потянулся пухлыми пальчиками за маслиной.

— Значит, говорите, невозможно? — спросил он.

— Ну, во всяком случае, при теперешнем техническом уровне.

Полагаю, мы не особенно продвинемся в делах искусства еще лет сто или двести. — Пятно улыбнулось и подняло бокал с коктейлем.

— Понятно, — произнес Фиш, беря молодого человека за отворот пиджака — отчасти чтобы не дать ему уйти из поля зрения, а отчасти себе для поддержки. — А теперь предположите, что у вас есть такая машина. И что машина эта все время что-то забывает. Какая тут может быть причина?

— Что-то забывает?

— Именно так. — С катастрофическим ощущением, что он выбалтывает лишнее, Фиш собрался было продолжить, но тут его остановила внезапно опустившаяся ему на плечо рука. Принадлежала рука одному из представителей золотой молодежи — великолепный костюм, великолепные зубы, великолепный платок в великолепном кармане.

— Мистер Уилмингтон, я лишь хотел заметить, каким шедевром представляются мне ваши новые стенные росписи. Одна исполинская нога.

Не знаю, что бы это значило, но мастерство просто потрясает. Мы непременно должны встретиться как-нибудь вечерком в передаче "Восемь на семь", чтобы вы нам все объяснили.

— Никогда не снимаюсь для телевидения, — ответил Фиш, хмурясь. От подобных приглашений он отбивался уже год.

— Ах-ах, как жаль. Рад был с вами повидаться. Да, кстати, меня просили передать, что вас к телефону — вон там. — Золотой юноша указал и отплыл в сторону.

Фиш извинился перед собеседником и взял рискованный курс через комнату. Телефон стоял на одном из боковых столиков, черный и унылый.

Фиш небрежно взял трубку.

— Алло-о?

— Доктор Фиш?

Сердце Фиша заколотилось. Он опустил бокал "Мартини" на стол.

— Кто это? — решительно спросил он.

— Док, это Дэйв Кинни.

Фиш ощутил прилив облегчения.

— А-а, Дэйв. Я думал, ты в Бостоне. Вернее, думал, ты и сейчас там, но связь…

— Я здесь, в Санта-Монике. Слушайте, док, тут кое-что случилось…

— Что? Что ты здесь делаешь? Я все-таки надеюсь, ты не прогуливаешь школу, иначе…

— У меня летние каникулы, док. Послушайте, тут вот какое дело. Я в студии Нормы Джонсон.

Фиш застыл с черной трубкой в потной руке и не мог ничего сказать. Безмолвие так и гудело в проводах.