Рассказы

– Я ведь в другом месте плакать не могу, Хабибулла, – говорила она. – Как только перешагну этот порог, сердце превращается в камень… Душа моя здесь ведь, тело только что-то ищет. Прости ты меня, прости…

– Не плачь, мама, – сказала девочка обиженным голосом. – Дома Тагир-абый[1] опять спросит, отчего глаза у тебя опухли.

Встав с кровати, я бросила взгляд в комнату через стекло закрытой двери. В голове мелькнуло – дать ей выпить валидол или же настойку пустырника. Однако вдруг остановилась, увидев поразительное явление…

Женщина, перебирая пальцами, гладила волосы мужчины. Так нежно, по-родственному гладила она их. Однако для каменной фигуры это, похоже, не имело значения.

– Опять плачешь?

К голосам присоединился шум кумгана. Женщина молчала. Тыльной стороной руки вытерла глаза, лицо.

– Доченька выросла на этот раз, – сказала старуха и, достав из кармана завязанный узелком носовой платок, принялась его развязывать. Звон монет как будто облегчил тяжёлый воздух.

– Ну-ка, доченьке дам-ка я милостыню…

Девочка улыбнулась. Обняла бабушку за шею.

– Ты уж нас не забывай, дитя моё. Лето начнётся – приезжай подольше пожить.

– Ладно, – ответила девочка, склонив голову. – Только Тагир-абый никак не хочет к вам отпускать…

– Ревнует?

– Не знаю.

– Ты ему скажи: «К трупу не ревнуют. Он ведь мой папа».

– Ладно, – ответила девочка, тяжело вздохнув. – Скажу.

Женщина вдруг встала с места.

– Мы пойдём уж, мама.

– Подождите, чайку возобновим…

– Нет, нет, в другой раз, когда будет по-свободнее, зайдём, искать начнут ещё.

Она торопливо направилась к двери. Девочка пошла за ней.

От этой встречи в душе осталась тяжесть, будто весь свет придавило камнем. И хозяйка, казалось, не могла радоваться. Чтобы облегчить положение, я вышла и села к столу.

– Сноха она моя, – сказала старуха. – Была женой моего Хабибуллы. – Она кивнула в сторону коляски.

– ?..

– Выйти замуж сама дала согласие. Побоялась, что содержать два живых трупа не смогу. Сил не хватит, думала.

Между нами установилась тишина. Прервав тишину, старуха сквозь зубы вымолвила:

– Жена – мужа, муж жену может бросить. Мать ребёнка бросить не может. Этот ребёнок только мой…

В этой фразе была какая-то сила, нравственная высота, глубокое огорчение и самые тяжёлые страдания.

– Где же они живут теперь?

– В городе.

– Давно?

– Четыре года. Совместный ребёнок уже есть. Пусть живут… Лишь бы не страдала…

Подняв голову, она уставилась на стену напротив. Там из рамы на нас смотрели молодая красивая женщина с мужчиной-богатырём. В середине сидит дорогая малышка. У всех троих лица излучают счастье.

– У снохи вашей глаза теперь не такие… Сейчас они очень грустные…

– Одно мгновение изменило всё… – Старуха бросила на меня взгляд, говорящий о том, что это поймут лишь те, на чью долю выпало подобное, и продолжила: – Мгновение способно одних убить, других возродить. Мы просто не верим в это, пока не увидим собственными глазами. Когда уходил из дома, такой он был счастливый… На своём мотоцикле летел как птица, сынок мой. В соседнюю деревню поехал за невесткой и внучкой. «Поздно уже, пусть у родителей ещё ночку проведёт, а утром, как рассветёт, съездишь за ними», – говорила ему… «Без них дома не уютно, мама. Как будто весь мир опустел», – ответил он. Торопился… А на дорогу, оказывается, привезли и свалили гальку. Раскидать не успели, стемнело. Вот и всё: в полном здравии уехал сынок, а домой доставили изуродованного… – Она тяжело вздохнула. – Ни сознания, ни памяти нет теперь…

Я про себя искала слова утешения. Слова не находились.

– Ребёнок, он принадлежит только матери, – сказала старуха, вновь прервав тишину и, разжевав, положила в рот сыну мясо, чайной ложкой дала ему воды.

Каменная фигура без движения проглотила всё это.

«Мгновения… Судьбы состоят из мгновений…» В моей душе слова простой деревенской старухи, матери, вырастившей сына, простые слова превратились в большую истину. Я поняла, что истина может быть и очень горькой. «Нельзя торопиться… Жизнь не любит тех, кто старается её перегнать…» – говорила она давеча терпеливо. В такой беспокойный вечер такая терпеливость кажется странной. На улице буран, липнув к окнам, издаёт звуки, похожие на собачий лай. Воет в дыре печной трубы. И ветер помощник: вытягивает тепло из дома.

– Завтра прояснится – по радио так сообщили…

Я, желая освободиться от своих дум, подошла к окну. Посмотрела на состоящий из сплошного движения холодный мир. Тут я заметила две тени – одну большую, другую маленькую, они растворились в тёмном вихре…

– Наверное, неправильно сказали, совсем не похоже, что утихнет, – сказала я, делая вид, что ничему не удивлена, повернувшись в сторону комнаты.

– Утихнет, раз по радио объявили… – сказала старуха. – Там колодец не оставили открытым?

– Закрыли…

Она, твёрдо держа свою тонкую, как осенний лист, и худую фигуру, подняла мужчину из коляски и шагнула к кровати в переднем углу.

– Давайте помогу… – сказала я, подойдя.

– Уйди… Уйди с дороги… Я уже привыкшая… Ещё причинишь ему боль где-нибудь…