Рассказы

В Сидлинче он задержался не долее, чем нужно, чтобы перекусить с дороги. В тот же вечер он пошел в Чок-Ньютон пешком через взгорье, мимо указательного столба, и при виде знакомого места промолвил: «Благодарение богу, он не здесь». Близился вечер, когда Люк добрался до Ньютона, но он пошел прямо на кладбище. В сумерках могильные камни были еще видны, и он стал пристально их разглядывать. Но хотя Люк осмотрел всю ближнюю часть кладбища у дороги и всю дальнюю над рекой, он не нашел того, что искал, могилы сержанта Холвея и надгробья с надписью: «Я не достоин называться твоим сыном».

Он ушел с кладбища и стал расспрашивать местных жителей. Старый пастор давно умер, многие из хора тоже, но мало-помалу старшина доведался, что отец его все еще лежит на распутье у Лонг-Эш-Лэйн.

Опечаленный, Люк побрел было назад обычным путем, но ему пришлось бы снова пройти мимо столба, потому что другой дороги из Ньютона в Сидлинч не было. А он теперь видеть не мог этого места, в ушах его неотступно звучал укоризненный голос отца, поэтому он перелез через изгородь и пошел кривопутком, по вспаханным полям. Не раз среди ратных трудов поддержкой ему была мысль о том, что он возрождает честь семьи и искупает свою вину. И что же — оказывается, отец его, как и прежде, лежит в своей позорной могиле. Разумеется, Люк напрасно вообразил, будто только он один виноват в смерти отца, но Люку с его больной совестью казалось теперь, что все старания восстановить свое доброе имя и умилостивить тень оскорбленного отца пошли прахом.

Все же он попытался взять себя в руки и, покинув ненавистный Сидлинч, арендовал в Чок-Ньютоне небольшой, долгое время пустовавший, домик. Там он и жил в полном одиночестве, и ни одна женщина не переступала его порога.

Подошло рождество — первое после возвращения старшины на родину. Вечером в сочельник Люк сидел один у очага, как вдруг послышалось далекое пение, а немного погодя голоса зазвучали уже под самым его окном. Это пришел хор славить Христа, и хотя многие из старых музыкантов, в том числе Эзра и Лот, уже почили навеки, все те же старые гимны исполнялись по тем же старым книгам. Сквозь ставни в дом старшины донеслась знакомая рождественская песнь, которую прежний хор пропел когда-то над могилой его отца:

Грядет спаси-тель бед-ных душ,
И дья-вол пос-рам-лен.

Кончив петь, они ушли к другому дому, оставив Люка в безмолвии и одиночестве. Свеча оплыла, но он не пошевельнулся, пока она не затрещала и не стала меркнуть, колебля на потолке неверные тени.

Наутро рождественское веселье было прервано трагической вестью, которая мигом облетела всю деревню. На распутье, где был похоронен старый сержант, нашли старшину Холвея, — он прострелил себе голову.

Дома на столе он оставил записку, в которой просил похоронить его у дороги, рядом с отцом. Но записку кто-то нечаянно смахнул на пол, и ее нашли только после погребения, которое было совершено обычным порядком на кладбище.

Комментарии

Повести и рассказы

Рассказы Томас Гарди писал в продолжение всей своей долгой жизни; лишь последнее десятилетие он посвятил исключительно автобиографии и поэзии. Большая часть рассказов вышла в 80-90-х годах, то есть в то же время, что и его романы. После отказа от романистики, вызванного грубыми нападками критики на поздние романы Гарди, писатель почти полностью отошел и от новеллистического творчества. В XX веке увидел свет лишь один сборник рассказов и повестей, значительная часть которых была написана раньше.

Всего Гарди опубликовал четыре сборника: «Уэссекские рассказы» (1888), «Группа благородных дам» (1891), «Маленькие насмешки жизни» (1894) и «Переменившийся человек и другие рассказы» (1913). Вошедшие в эти сборники рассказы и повести, как правило, публиковались предварительно в журналах. В отличие от романов, рассказы не подвергались сколько-нибудь серьезной правке со стороны журнальных редакторов.

Исследователи обычно делят рассказы Гарди на четыре основных цикла, не всегда совпадающих с разбивкой их по сборникам. Это, во-первых, деревенские рассказы и местные предания; во-вторых, «романтические истории», сильно сдобренные порой юмором или иронией; в-третьих, парадоксальные истории, которые сам Гарди назвал «маленькими насмешками жизни»; и наконец, в-четвертых, драматические, а иногда и трагические рассказы и повести. В томе представлены все циклы новеллистики Гарди.

Рассказы писателя кровно связаны с его романами. Они подготавливали широкие романические полотна, служа как бы своеобразной экспериментальной площадкой для разработки тем, фабул, характеров. При всем своеобразии «малого жанра» в них немало общего с романами Гарди, и это не должно удивлять читателя.