Рассказы

Загадка гибели римского флота под Сиракузами так и осталась загадкой. Впрочем, Тошку это не особенно волнует. Он крепко сдружился с Гошей и чуть ли не каждый день бегает в Затишье после уроков. Однажды я хотел пойти вместе с ним, но он сказал, что мне будет неинтересно, потому что я больше склонен к литературе, чем к физике. Я не обиделся. Может быть, Тошка действительно прав.

ЛИТУАНИКА

На задней парте у окна Орька Кириков показывал новые марки. Перемена была большая; на улице моросил нудный дождь; в коридоре дежурила Татьяна Михайловна — не побегаешь.

От нечего делать мы разглядывали желтых тигров Экваториальной Африки, чеканные профили американских президентов и виды черноморских курортов.

К парте подошел Юрка Блинов, облокотился о наши плечи:

— Это что, марки? Ну-ка, покажи.

Орька только что открыл следующую страницу кляссера. Там была всего одна марка: по сторонам головы двух летчиков в форменных фуражках с незнакомыми гербами, между ними странный четырехлопастный пропеллер и сверху надпись жирными буквами — «LIETUVA».

Мы не успели как следует рассмотреть эту марку, потому что Юрка сказал:

— Это что за фашисты?

И в следующий момент произошло такое, что мы разом отпрянули от парты, а Николайчик даже ахнул.

Орька резко захлопнул кляссер, вскочил и коротким тычком ударил Юрку кулаком в лицо. У Юрки звонко лязгнули зубы и голова дернулась назад. Несколько мгновений Юрка стоял закрыв глаза, оглушенный ударом, и на скуле у него вспухали белые отпечатки Орькиных костяшек. Потом открыл глаза, схватился за челюсть и глухим страшным голосом произнес:

— Ты это что, а?..

— Л… лучше молчи, ес-сли не знаешь, — пробормотал побледневший Орька.

— Ты это что? — повторил Юрка, сжимая кулаки.

— Отойди, Блин! Отойди лучше! — закричал Орька, и лицо у него стало совсем белое, и мы поняли, что сейчас будет такая драка, какой давно не видели в нашей школе.

Юрка перегнулся через парту и ударил Орьку в плечо. Орька вылетел в проход между партами. Волосы у него стояли дыбом, губы стали совсем тонкими, а глаза сумасшедшими.

Что произошло бы дальше, трудно сказать. Но тут от двери раздался голос Татьяны Михайловны:

— Блинов! Это еще что за безобразие? Идите сюда! Вы меня слышите? Идите сюда!

И она увела Юрку в учительскую.

* * *

— За что ты его стукнул? — набросились мы на Орьку, едва только закрылась дверь. — Теперь держись! Ну и даст он тебе после уроков!

Орька хмуро молчал, глядел на нас исподлобья, а потом сказал:

— Идите вы все отсюда!

И ни с кем не разговаривал до последнего звонка. А Юрка больше не пришел в класс. Мы узнали, что завуч послала его домой с какой-то запиской.

* * *

Вечером я отправился к Орьке. Мне не терпелось узнать, почему он, обычно не любящий драк и немного трусоватый, не побоялся ударить Юрку Блинова, того самого Юрку, которого побаивались задевать даже десятиклассники. Неужели из-за какой-то несчастной марки? Правда, Юрка частенько посмеивался над Орькиным увлечением, но чтобы дело дошло когда-нибудь до драки… нет, этого не бывало. Тут что-то другое.

* * *

Орька был дома один. Сидел за большим обеденным столом, разложив кругом тетради, и решал примеры, которые нам задали на завтра.

— Ты чего пришел? — спросил он меня.

— Поговорить надо.

— Про Блина, да?

— Про Блина. В школу его без родителей теперь не пустят, это ясно. И это уже второй вызов. А ты знаешь, какой у него отец? Ну вот. Плохо Блину.

— Конечно, плохо, — согласился Орька.

— Надо пойти к завучу и сказать, что начал не Блин. А потом попросить у завуча записку, что родителей не нужно, что Блин не виноват и может приходить в школу.

— Не пойду я к завучу, — сказал Орька. — Начал не я. Начал Блин. Я-то его не задевал.

У меня даже дух захватило от такой наглой лжи. На глазах у шести свидетелей ударить человека, а потом преспокойно заявить, что и пальцем его не тронул! Это было невероятно, и это говорил Орька Кириков, мой друг с самого первого класса!

— Слушай, Орька. Может, ты скажешь, что и стукнул он тебя первым?

— Нет, — сказал Орька. — Стукнул я.

— Так чего же ты болтаешь, что начал Блин? Как же это выходит?

— Вот так и выходит. Фашистами-то он обозвал? Он.

— Тебя, что ли, обозвал?

— Не меня. Дарюса и Гиренаса.

— Кого?

— Дарюса и Гиренаса. Летчиков, что на марке.

Я вытаращил глаза.

— Они что, твои родственники, что ли?

— Хотел бы я иметь таких родственников, — сказал Орька, — только вот не пришлось…

— Ты, Орька, самый последний дурак. Какое тебе до них дело?

— Какое мне до них дело? — повторил Орька. — Ты хочешь знать, какое мне до них дело?

Он сунул задачник и тетрадку в портфель и выложил на стол кляссер. Он открыл его на той самой странице, где за полоску целлофана была вставлена марка с надписью «LIETUVA».

— Жаль, что у меня только одна, — сказал он. — В серии должно быть шесть штук. Но ничего, я все равно достану остальные. Теперь смотри, вот этот справа — Стасис Гиренас, а вот это — Степанас Дарюс. Оба литовцы. Гражданские летчики. Много на свете есть летчиков, но почему именно им посвятили целую серию марок? Слушай.