Рассказы

— Мне чужого не надо. Я извиняюсь, но этот, — он ткнул пальцем в чернобородого, открывшего глаза, — у меня вещмешок прихватил, пришлось, так сказать, по обстановке…

— Ну что ж, — вздохнул старик. — Будь по-твоему.

Он крепко взял усохшего чернобородого за руку (теперь тот не доставал старику до пояса):

— А ты пойдёшь со мной, хан Могита, тебе не носить корону князя сумерек!

И старик с чернобородым с размаху вошли в стену — Евсюков только крякнул.

Только придя домой, Евсюков вспомнил, что забыл выложить из мешка и отдать их законному владельцу (кроме старика, по мнению прапорщика, на эту роль никто не подходил), ценности, украденные из магазина. Евсюков развязал непривычно тугой узел и вытряхнул содержимое.

На пол упал веник с полотенцем, какое-то барахло, и туго свернутая пара яловых сапог, украденных у Евсюкова в бане.

Вот и всё. Остаётся сказать, что через неделю от Евсюкова ушла жена. Но это, видимо, к данной истории не относится.

24 ноября 2008

До Коломны и обратно

Настал июль, и все мои друзья разъехались. Один из них уехал в Европу, другой в Америку.

Мои друзья разъехались по всему миру, а я остался в душной Москве, где асфальт не успевает остыть за ночь. Но я любил этот город и сумасшедшее лето в нём, когда одни готовятся к путешествию, а другие только что вернулись из него. Когда музыка несётся из открытых окон на старой ночной улице.

Когда невидны отложенные дела и время течёт, густое и неторопливое, обволакивая, как нагревшаяся вода на мелководье.

Угнетали меня тогда две вещи: неутомимые городские комары и отсутствие моей любимой.

Но вот она приехала и села на краешек моей кровати.

Моя любимая сняла чёрные очки и, заложив ногу за ногу, обернулась ко мне.

— Давай праздновать мой приезд, — сказала она.

И мы пошли по гостям — случайным и необременительным.

Один из моих друзей жил у сортировочного узла, и в середине ночи, уже сметаемой восходящим солнцем, мы пробирались через пути, забитые составами.

Выбрасывая вперёд сноп света, проносился одинокий тепловоз.

Пространство станции было покрыто вспыхивающими огнями семафоров — ярко-синими, красными, жёлтыми, зелёными…

Остатки ночи казались тоже зелёными, подсвеченными железнодорожным светом. Зачарованные этой красотой, мы на миг остановились, слушая пение птиц.

Она приехала, подумал я, она приехала, и теперь всё будет хорошо.

Но сразу же вновь мы зашагали через рельсы на огонёк чужой холостяцкой квартиры.

Там мы пили коньяк из пузатых бутылочек. Еды не было, она была не нужна.

Питались мы в те дни довольно странно, и часто ели в чьей-то кухне макароны под бой курантов, нередко забывали приходить домой, где в тонкой медицинской мензурке, сменяя друг друга, без нас вяли розы.

Каждый день мы смотрели на мир, будто глядели в детский калейдоскоп, где стекляшки звякают, складываясь каждый раз в новый узор — треугольники, квадраты, круги.

Однажды я, проснувшись, с недоумением рассматривал незнакомые крыши в окне.

Однажды, слушая дыхание моей любимой, я долго лежал, вспоминая.

Однажды длилось, превращаясь в когда-то. Оставив незнакомый пейзаж в окне, и слушая чужое-её-своё дыхание, я вспомнил, что несколько лет назад собирался съездить в город Мышкин.

Не знаю, отчего мне так хотелось в него попасть — не знал я, где он и находится.

Наверное, мне просто понравилось его название.

Мышкин. Мыш-кин.

А может, его название надо произносить быстро: Мышкин.

Когда моя любимая проснулась, я рассказал ей эту историю. Рассказал, прибавив какую-то другую историю с запахом железнодорожного угля и горьким запахом степной дороги.

Моя любимая задумалась, рассматривая потолок.

— Поехали, — сказала она наконец.

— Куда? — не понял я.

— В Коломну.

— А почему в Коломну? — недоумённо спросил я.

— Я там не была, — ответила моя любовь.

Мы пересели из метро в электричку и прилипли к окну, разглядывая пригороды, а, минуя город химиков — Воскресенск, на мгновение вдохнули удушливый дым и успели увидеть поле, покрытое огромными загадочными шарами.

В дороге я читал путеводитель семидесятых годов, большая часть которого отводилась описанию коломенских больниц и техникумов. В частности там было написано: "На четвёртом этаже гостиницы помещаются трёхкомнатные номера "люкс". В холлах установлены пианино и телевизоры, один — с цветным экраном. Это одна из лучших гостиниц в Московской области".

Ровно через два часа поезд, проехав с консервным грохотом по жестяному мосту, ввёз нас в Коломну.

В то время у меня отрастали волосы.

Короткие, они топорщились на голове, как ворс недорогого ковра.

Я подставлял макушку под водоразборные колонки, а когда разгибался, любимая ерошила мне этот подшёрсток. Из под её ладошек вылетали и оставались висеть в воздухе брызги.

Поэтому вокруг лба сразу образовывалась радуга, похожая на нимб.

Путешествуя по городу, мы зашли в гастроном.

Он помещался в одноэтажной пристройке к гигантской колокольне. Вместо чеков кассир там выдавал кусочки картона со стёртыми цифрами.

Сложив наш улов в пакет с иностранной надписью: "Wellcome to our best shops — GASTRONOMS", мы двинулись дальше.