Я принужденно улыбалась, принужденно безумствовала; горе мое не выплакать слезами. В жизни моей нечего жалеть, но в конце концов это была жизнь, и я не хотела опускать руки. К тому же я не виновата в том, что делала. Смерть страшна лишь тогда, когда жизнь прекрасна. Меня же не пугали муки смерти, мои страдания давно превзошли все, что несет смерть. Я люблю жизнь, но не такую. Я мечтаю об идеальной жизни, жизни, подобной сну; этот сон исчезает, и реальность еще сильнее заставляет меня ощутить все невзгоды. Этот мир не сон, а настоящий ад. Мама, видя мои страдания, убеждала меня выйти замуж, чтобы я имела пищу, а она без хлопот — обеспеченную старость. Я — ee надежда. Но за кого я выйду замуж?
Имея дело со многими мужчинами, я совсем забыла, что такое любовь. Я не могла любить даже самое себя, не то что другого человека. Рассчитывая выйти замуж, я должна притворяться, что люблю, уверять, что хочу быть с ним навеки. Я говорила это многим и даже клялась, но никто не взял меня в жены. Там, где властвуют деньги, люди становятся очень расчетливыми. Распутство для них хуже воровства, ведь воровство приносит деньги. Вот если бы я не требовала денег, они согласились бы говорить, что любят меня.
Как раз в это время меня схватила полиция. Новые городские власти много разглагольствовали о морали и решили очиститься от грязи. Официальные проститутки по-прежнему занимались своим ремеслом, потому что они откупились; давшие деньги считались исправившимися и добродетельными. Меня поместили в исправительный дом и стали учить работать. Стирать, стряпать, вязать — все я умела. Если бы этим можно было прокормиться, я никогда бы не взялась за свое мучительное ремесло. Я говорила всем об этом, но мне не верили, считали безнадежно испорченной. Меня учили трудиться и говорили, что я должна любить свою работу, тогда я в будущем смогу себя прокормить или выйду замуж. Эти люди были полны оптимизма, я же не верила ни во что. Своим самым крупным успехом они считали то, что больше десяти женщин после исправительного дома вышли замуж. Два юаня процедурных расходов да подыскание одной рекомендации — вот все заботы о каждой из женщин, попавших сюда. Считалось, что это дешево. Мне эта процедура казалась издевательством. Речи об исправлении на меня не действовали. Когда к нам заявился с проверкой какой-то важный чиновник, я плюнула ему в лицо. После этого меня не решились выпустить, я была опасна. Перевоспитывать меня тоже не хотели. И я очутилась в тюрьме.
Тюрьма — прекрасное место, которое помогает тебе окончательно почувствовать никчемность человеческой жизни; даже в своих снах я никогда не видела такого отвратительного фарса. Попав в тюрьму, я уже не думала о том, чтобы выйти отсюда; по своему опыту я знала, что там, на свободе, ненамного легче. Я не хотела бы умереть, если бы отсюда можно было попасть в лучшее место, но на самом деле такого места нет, а потому не все ли равно, где умереть! Здесь, именно здесь я снова увидела своего лучшего друга — серп луны. Как давно я его не видела! Что-то делает мама? Я все вспоминаю.
ПИСЬМО ИЗ ДОМА
Их трое — муж, жена и трехлетний ребенок. Чем не идеальная семья, хоть и маленькая? И все же идеальной ее не назовешь, ибо, как и все прочие, она переживает и горести и тревоги нашего суетного мира.
По слухам, в семье этой не все спокойно. А ведь любая потеря равновесия, как известно, ведет к падению; в этом смысле не является исключением и семья. Опять-таки по слухам, в вышеупомянутой семье жена ругается, а муж молчит, словно немой. Допустим, он движим единственным желанием — сохранить в доме мир. Но людям свойственно не понимать друг друга. Оттого, что муж молчит, жена еще больше распаляется: «Молчишь? Говори же! Ты что, онемел? Ладно! Чтоб тебе до самой смерти рта не открыть! Нет, развод! Только развод!»
Да, это слово известно Фань Цайчжу, главе маленькой семьи, но что значит «развод» и как его осуществить, она не имеет ни малейшего представления. Хотя понимает, что слово это веское: не грубое, но достаточно сильное, чтобы заставить мужа поволноваться.
Цайчжу миловидна, носит платья, изящно облегающие фигуру, и замысловатую прическу, смахивающую на самолет. У нее полные руки и высокая грудь. Так разве в состоянии муж оставаться спокойным, когда заходит речь о разводе?
Когда после очередной вспышки Цайчжу внимательно рассматривает себя в зеркале, ей и вправду кажется, что она похожа на кинозвезду. Нельзя сказать, что она ненавидит мужа — он недурен собой, честен. Но пусть почаще страдает, тогда и ей не так горько будет сносить выпавшие на долю обиды.