Читаем Рассказы полностью

Она, поняв, чего он хочет, замолчала и, не сразу поддаваясь его движению, смотрела ему в глаза, голова ее все ниже и ниже наклонялась над ним. Черные блестящие глаза ее все больше и больше приближались к нему.

Вдруг в дверь постучали.

Останкин вскочил так поспешно, как будто он ждал этого стука, но в самый последний момент забыл о нем. Вскочил и почему-то прежде всего спрятал бутылку под диван.

- Кто там? - спросила Раиса Петровна и подошла к двери.

- Вас спрашивают,- сказала она.

Останкин, побледнев, пошел к двери. За дверью стоял его сосед.

- Простите, что беспокою,- сказал он,- к вам два раза звонили и спрашивали, когда вы придете. А я не видал, что вы уже пришли.

- Кто звонил, не говорили?

- Упорно не говорят. Сказали только, что они до часу ночи еще раз позвонят.

- Мужской или женский голос? - спросил Останкин.

- Мужской.

Останкин вернулся в комнату с таким видом, как если бы ему сказали: "Приготовьтесь, в час ночи за вами придут и возьмут вас неизвестно куда".

Раиса Петровна уже сама подошла к нему и, взяв его руку, с тревогой спросила:

- Что там?

- Я сам не знаю, что-то непонятное...- ответил Останкин.

И кое-как простившись с Раисой Петровной, он ушел к себе. Она, стоя в дверях своей комнаты, провожала его тревожным взглядом близкой женщины, когда он шел по коридору.

IX

Останкин не спал почти всю ночь. Часов до трех он ходил по комнате, все ожидая звонка. Он был почти уверен, что звонил человек с малиновыми петличками.

Раз он знает его фамилию, то он так же знает, кто его отец. И вполне естественно, что он заинтересуется, как Леонид Сергеевич обозначил себя в анкетах?

А он служил в ГПУ. А там, наверное, у них все анкеты.

- Ну, это уж психоз! - сказал себе Останкин,- кто это ночью полезет рыться в анкетах! А в крайнем случае скажу, что описался. Велика разница, подумаешь: "народных училищ" или "народный учитель"... А вот почему в одной анкете написано, что образование высшее, а в другой - среднее? - спросят его.

- Написал так, вот и все; теперь вон у иного - никакого образования, а он пишет, что среднее,- скажет Леонид Сергеевич.- А если в этом есть преступление, тогда привлекайте к ответственности, а не пилите по одному месту!

- Нет, особенного преступления нет,- скажут ему,- а есть мелкое жульничество, и нам просто интересна психология этого жульничества, как будто человек всячески старается скрыться.

Он с тоской посмотрел на свой рассказ и, развернув его, долго сидел над ним. Потом осторожно оторвал уголок, на котором была надпись красными чернилами.

- Скажу, что нечаянно оторвал.

Вдруг его сердце замерло от новой пришедшей ему мысли:

- А мало ли попадают по недоразумению, например, найдут твой телефон у какого-нибудь подозрительного человека и начнут копаться.

- Кому я давал свой телефон? Кажется - никому... И вдруг новый толчок в сердце:

- Писал записки Раисе Петровне! А что она за человек? Вдруг окажется что-нибудь такое... Вот тут твою позицию-то и выяснят...- Вы коротко знакомы были с этой дамой?

- Нет, не коротко.

- А шампанского так-то не пили с ней?

- Этого никто не мог видеть.

- Как же никто, а ваш сосед разве не приходил к вам в это время?

- Боже мой, какой вздор я говорю,- сказал себе вдруг Останкин,- ведь живут же настоящие преступники по нескольку лет, и их не могут обнаружить, а я разве преступник?!

И сейчас же его охватила сильнейшая радость жизни при этой мысли. Его комната показалась ему такой милой, приветливой, уютной, а работа над рассказом такой сладкой.

Конечно, все - чушь!

К пяти часам утра он одолел рассказ и остался им совершенно доволен. Он построил его на безоговорочной бодрости и вере в революцию.

- Так писать может только самый передовой коммунист,- сказал он себе.- И я написал это вполне искренно

Проспав всего около трех часов, Останкин, бодрый и свежий, пошел было в редакцию. Но вдруг остановился, как бы что-то обдумывая, и повернул к двери Раисы Петровны.

- Все-таки так лучше, на всякий случай,- сказал он себе.

- К вам можно?

- Пожалуйста,- сказала Раиса Петровна, удивленная столь ранним визитом. Она была в капоте и держала его, запахнув рукой на ногах.- Куда вы так рано встали?

- Мне нужно в редакцию,- сказал Останкин и, покраснев, прибавил: - Не сохранились ли у вас мои записки: на одной из них у меня записан очень важный телефон.

- Сейчас посмотрю.

Раиса Петровна повернулась к туалетному столику и, придерживая локтем запахнутую полу капота, стала рыться в ящичке.

Останкин стоял сзади нее и смотрел на ее округлые бока, обтянутые тонким батистом капота, делавшего глубокую складку на талии, что означало полные бока и тонкую талию.

- Вот записки, но тут, кажется, ничего нет...

- Позвольте-ка... Да, здесь нет.

И, как бы машинально разорвав их, бросил в умывальник.

- Зачем! Зачем!.. Ну,- как дурной! - крикнула Раиса Петровна.

- Я совершенно машинально. И опять это вздор...

По лестнице Останкин бежал через две ступеньки, как будто от радости какого-то освобождения. На дворе его остановил комендант.

- Товарищ, на минуточку!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза