Рассказы

- Теперь есть декрет, который определенно говорит, что лицо, не предъявившее право на свои вещи в течение шести месяцев со дня обнародования декрета, лишается этого права.

- Зачем вы говорите мне это? - сказала, еще более побледнев, молодая женщина и поднялась со стула.

Теперь было самым подходящим моментом сказать ей, чтобы она не беспокоилась, так как он только рисует фон, на котором им приходится действовать. Но ему хотелось еще упомянуть про Василия Никифоровича, про его бесцеремонное, небрежное письмо. И он стал говорить о том, что у него всегда было подозрительное отношение к этому субъекту.

Вера Сергеевна, уже стоя у стола, лихорадочно, нервно натягивала перчатки, а он, боясь, что она не дослушает, торопясь и чувствуя, что у него выходит совсем не то и он точно летит в пропасть и не может остановиться, стал говорить крикливым голосом:

- Странно рассуждают эти господа, они там отсиделись в самый опасный момент и, наверное, презрительно фыркают на нас, как на перебежчиков... А потом... когда мы... тут с величайшими усилиями создали всё... вы, то есть он, приезжаете сюда на готовое и вам отдавай все. То у него одна была жена, а теперь вы говорите, что вы его... жена... а там приедет еще жена...

Все это вырвалось у него совершенно вопреки сознанию и желанию. Он на секунду спохватился, увидев, что это уже не фон, хотел схватиться за голову, извиняться и умолять простить. Но молодая женщина, с ужасом смотревшая на него, вдруг почти бегом выбежала из комнаты.

У него мелькнуло сознание, что такого позора с ним никогда еще не было и после этого невозможно жить, бросился за ней, чтобы вернуть ее, объяснить... но она уже выскользнула на площадку и бросилась вниз по лестнице.

Тогда он, сам не понимая, как это случилось,- у него только похолодело под сердцем и кровь бросилась в голову,- высунулся на лестницу и крикнул:

- К черту! К дьяволу!.. Мы на вас не работники. Тю!.. А-я-яй!..

Андрей Андреич вбежал в свою комнату, схватил себя за голову обеими руками, весь сморщился, точно от нестерпимой зубной боли, потом, случайно остановившись перед трюмо, несколько времени широко открытыми глазами смотрел на себя в зеркало, все еще держась руками за голову...

ЧЁРНЫЕ ЛЕПЁШКИ

I

Когда до Москвы оставалось тридцать верст, Катерина уже не могла спокойно сидеть в вагоне. Ей казалось, что она никогда не доедет. И с каждой верстой сердце билось все сильнее и сильнее.

Вчера она узнала, что Андрей, работавший уже пять лет на заводе, сошелся и живет с другой женщиной.

Сам он ничего не писал ей и ни в чем не изменился по отношению к ней: к празднику по-прежнему присылал деньги, изредка писал письма. Говорили, что он теперь каким-то председателем и хорошо живет.

Может быть, ему ничего и не стоит посылать ей те сто рублей, которые он посылает, а остальные четыреста - пятьсот с той проживает. И, казавшаяся ей прежде большой, сумма в сто рублей теперь вдруг представилась оскорбительно маленькой.

Что ей сделать, когда она приедет в Москву? Ворваться к нему, застать его на месте, устроить скандал?..

Пусть люди видят, что он подлец и негодяй. Стекла еще побить... нарочно голыми руками, чтобы в крови были. А эту стерву за косы!

"- Ах, пралик, пралик,- что наделал!.. Все эти красные ленточки... А давно ли они вместе по-хорошему жили, в лощину к речке по вечерам за травой ездили: солнце, бывало, сядет, за речкой в сыром лугу коростели кричат, с деревни слышны в вечернем воздухе неясные голоса. Она стоит на телеге, а он, с расстегнутым воротом рубашки, с сухими, нажженными за день солнцем волосами на макушке и мелкими капельками пота на бритой верхней губе, поддевает вилами скошенную сырую, пахучую траву и бросает ей на воз в руки. Потом он ведет лошадь в поводу, а она лежит на возу с травой, жует былинку и знает, что после ужина усталые от жаркой работы, но бодрые и веселые, пойдут босиком через двор спать в сарай на свежем сене в телеге. Зайдет гроза от бесшумно надвинувшейся летней тучи, молния будет вспыхивать в щели ворот, и в свежем воздухе сильнее запахнет сеном и кумачом ее сарафана...

А теперь все насмарку..."

И она чувствовала, что способна сейчас на все.

Но когда она в густой толпе вышла из вокзала, то почувствовала себя потонувшей, затерявшейся среди большого города. Ей нужно было сейчас же налететь на него ураганом, высказать ему все, а тут пришлось ходить и спрашивать, как проехать на ту улицу, где он жил. Катерине показали трамвай, но она, взявши билет, не догадалась спросить, когда ей выходить, и сидела до тех пор, пока не приехали куда-то на конец города.

Пришлось обратно ехать, а потом ходить и спрашивать, где такой-то номер дома, так как сама была неграмотная. Ей укажут вперед,- она пойдет и все совестится еще раз спросить, а когда спросит,- оказывается, что она уже прошла мимо, и приходится возвращаться назад.

Она шла, все прибавляя шагу, и только думала о том, что пока она тут будет ходить, они из дома уйдут куда-нибудь.